— Слушай, Хорст, — ровным голосом говорил Ружечка, — у меня в понедельник назначены тесты по криминалистике, я бы хотел забрать американскую книжку «Методы работы со свидетелями», что ты брал у меня недавно. Можно такое устроить?
— Конечно! — Фромм попытался придать своим словам как можно больше легковесности и расслабленности.
— Но я сегодня, пока жена в Вюрцбурге, собирался встретиться с одной моей подружкой. Она должна подойти к десяти часам, а пока я принимаю ванну, вернее, собираюсь в нее влезть, стою в одних носках…
— Кхе кхе… Молодец, время зря не теряешь. Пойдете куда нибудь в ресторанчик?
Фромм ответил давно заготовленной фразой:
— Сил нет… Никуда не пойдем, думаю, всю ночь будем куролесить, потом день отсыпаться и следующую ночь опять. Но в воскресенье нужно будет засесть за кое какую работенку, потому что в понедельник ее нужно уже представить шефу.
Ружечка ответил после короткой, еле уловимой паузы:
— Да, иногда хочется посидеть выходные дома безвылазно. А шеф опять загружает работой. Ну, так я сейчас заскочу за книгой, чтоб тебя потом не отвлекать?
Фромм почувствовал, что сердце забилось чаще. Настало время еще одной фразы, которая может сыграть роль утиного манка, если, конечно, Ружечка неспроста набивался в гости.
— Ты уж извини, Йозеф, не смогу с тобой поболтать. Дверь открою и опять убегу в ванну нужно обязательно хорошенько почиститься до прихода пассии, а то весь провонял табачищем и лекарствами. Книгу положу на столик в прихожей под зеркалом. Возьмешь сам и дверь захлопнешь. Не обидишься? А то приходи часов в одиннадцать…
— Нет, нет, не волнуйся, я сейчас быстро подскочу, даже машину не буду из гаража выводить, поймаю такси. Мойся на здоровье!
— Ну, все, приезжай. Пока, Иозеф.
— Пока, Хорст.
Фромм закусил губу, потер ладонью лоб. Потом быстро поднялся в кабинет на второй этаж, достал с полки книгу «Методы работы со свидетелями», а папку Фогельвейде засунул в нижний ящик стола, под стопку почтовых конвертов и слегка отодвинул плотную оконную занавеску. Фургон «фольксваген» с номером ХМВ 4 2658 теперь стоял в десяти метрах от его коттеджа. Фромм хмыкнул и спустился в прихожую. Положив книгу на столик под зеркалом, он, подняв голову, увидел отражение своих лихорадочно блестящих возбужденных глаз: «Да, глазенки как у малыша, задумавшего стащить у матери пломбир из холодильника. А хотя… я ведь жду даму, мне положено иметь возбужденный вид».
Он решил позвонить шефу, но передумал. В «фольксвагене» могла находиться чувствительная аппаратура, способная с такого расстояния взять его голос и через кирпичную стену с утеплителем. Фромм направился в ванную, включил горячую воду на полный напор, чтобы влажный горячий воздух распространился до прихожей. Затем принес и положил в шкафчик с шампунями семизарядный «браунинг» калибра девять миллиметров, наручники и на всякий случай гранату с нервно паралитическим газом. Потом разделся, обмакнув в кипяток слегка намыленную мочалку, потер руки, ступни ног, взъерошил и взмылил волосы. Немного помедлив, сбегал на кухню, обвернул повязку на правой руке целлофановым пакетом, включил расслабляющую музыку и уселся на край ванной.
«Неужели Ружечка? Вот никогда бы не подумал… А может, все таки не Ружечка? — обратился он к своему отражению в зеркале над раковиной. — Ну хорошо, подождем. От его Шульштрассе до меня ехать двенадцать минут. Пробок сейчас нет, поэтому ничего не добавляем. Если он будет еще одеваться, то прибавим шесть минут. Непредвиденных пять минут. Всего двадцать три минуты. Посмотрим… Чем позже он приедет, тем меньше шансов, что он информатор, из за которого меня чуть не кремировали в Грюнешвейге. Да, надо бы Штеффи позвонить, в самом деле».
Но Хорст и на этот раз передумал брать телефонную трубку, опять по причине того же фургона с номером ХМВ 4 2658. Нельзя же приглашать девушку к десяти часам, если приятелю сказано, что она уже предупредила, что придет именно в это время. Накладочка получается. Хорст еще раз обтерся водой, намочил рукав халата, так чтобы с него капало на пол, и стал ждать. Всего через тринадцать минут перед его коттеджем затормозила машина. Автоматически он отметил, что она не отъехала, а осталась ждать с работающим двигателем. Хорст до конца выкрутил вентиль горячей воды, так что все заволокло паром, проверил на всякий случай обойму «браунинга» и принялся громко напевать арию Мекки Ножа из «Трехгрошовой оперы», мотивчик, преследующий его весь этот день. Защебетал электрической канарейкой звонок.
«Да, Ружечка, считать ты явно не умеешь…» Хорст весь внутренне подобрался и, изображая нечаянную радость в голосе, побежал к входной двери, разбрызгивая по полу капающую с рукава халата воду:
— Сейчас, сейчас, Иозеф, сейчас, коллега!
Распахнув дверь, Фромм коротко выдохнул, как боксер, получивший хороший апперкот. На него, раскрыв объятия, бросилась его ненаглядная и обожаемая ночная нимфа Штеффи Зелевски:
— Дорогой мой, какое счастье, что я встретила в булочной твоего соседа Франка. Он мне сказал, что видел, как твоя жена сегодня утром уехала с двумя чемоданами… О, как я рада, мы так давно не виделись. Этот дикий пожар, твоя рука… Но ничего, я сейчас тебя быстро вылечу. Ну ка, помоги мне раздеться!
Она кокетливо поправила копну светлых, чуть рыжеватых на затылке волос и, распахнув вельветовое пальто, открыла нежно розовое вечернее платье с большим декольте. Хорст, увернувшись от объятий и чуть не упав на раскиданных сапогах Аннет, подавленно пробурчал:
— Черт бы побрал этого Франка со своим… Но не могла бы ты на час покинуть меня? Всего на часок!
Штеффи недоуменно повела плечами:
— Ты что, не рад мне? У тебя здесь что, какая то другая женщина? Ты же клялся мне, что не будешь нам изменять.
Хорст лихорадочно теребил браслет наручных часов, лежащих в кармане халата:
— Кому это — нам?
— Ну как — кому, мне и твоей жене! Ну ка пусти меня, сейчас я ей все перья повыдергиваю… Где она? А а а, наверное, вы в ванной занимаетесь любовью!
Штеффи, толкнув Хорста пышным бедром, направилась в ванную, на ходу вооружившись длинным рожком для обуви. Фромм, проклиная все на свете, кинулся за ней:
— Послушай, Штеффи, родная, сейчас должен прийти мой коллега Йозеф Ружечка. У нас очень важное дело, ты должна уйти, хотя бы на полчаса. Здесь может стать весьма жарко!
Штеффи опешила и даже не дошла до ванной:
— Хорст, о боже! Ты что, гомосексуалист, со своим Ружечкой?
— Нет, нет, просто так складываются обстоятельства!
Он подхватил девушку за талию. Лицо Штеффи выражало совершенно искреннее страдание.
— Но ведь ты был таким великолепным мужчиной. О, как я несчастна, какая потеря… А вот Ружечка не выставил бы меня за порог, потому что самый последний гей порядочней, чем ты, чудовище с волосатым животом! — прибавила она неожиданно.
