— С вами едет парень, у которого глаза смотрят сквозь стены, и, если вы и с его помощью не найдете «Логово», я сочту это шуткой над собой и буду поступать соответственно. Шутить буду уже над вами…
Тогда Могилов, комплектовавший и готовивший группы, принялся стучать себя кулаком в грудь, клясться и божиться, что за пять дней, отпущенные на поиски, его люди черта из под земли достанут. Алешин при этой сцене не присутствовал. Он в это время сидел дома у Кати и чашку за чашкой пил горячий чай. Катин отец был в какой то очередной командировке, и в большой квартире они находились вдвоем без всяких стеснений и ограничений. Денис только что закончил разговаривать по телефону со своей матерью.
— Я просто не знала, что мне делать. И в больницы звонила, и в милицию, и в морги… — Было слышно, как она рыдает.
— Нет, мама, все нормально, я здоров. Живу сейчас у знакомой девушки. Я, наверное, женюсь на ней…
— Как ты мог не позвонить, как ты мог! И еще эта твоя записка, будто ты в тюрьме и не можешь воспользоваться телефоном… Как ты мог!
— Прости меня, я сделал глупость, нужно было просто позвонить. Прости…
— А как она тебя кормит? Ты наедаешься? А деньги? У тебя ведь совсем нет денег, ведь стипендия такая маленькая, а ты еще дал тысячу рублей… Откуда это у тебя, откуда?
— Не спрашивай пока ни о чем, я тебе все объясню потом. У меня все хорошо, все нормально, я сыт, здоров. Ничего мне не угрожает.
— Я хочу с ней поговорить… Я обязательно должна поговорить с твоей девушкой, ведь ты еще такой маленький, ты должен закончить институт. И я… Я не видела тебя пять дней. Я чуть с ума не сошла. Тут приходили Олег с Женей, они искали тебя по всем твоим старым знакомым, но тебя нигде не было. И Наташа приходила. Ты ведь говорил, что она тебе нравится, переводчица — умница девочка, а теперь ты нашел еще кого то. Кто она, твоя новая девушка? Я должна знать… Я должна с ней поговорить. Почему у тебя дрожит голос, тебе нехорошо?
— Прости, мама, я должен сейчас идти… Я позвоню тебе завтра. До свидания.
— Алло, алло, Денис, алло!
Наливая очередную чашку чаю, он ощущал, как постепенно спадает напряжение последних дней, как уходит тяжесть из груди и дыхание становится более свободным.
Катя, осунувшаяся, с темными от бессонницы кругами под глазами, без остановки болтала о какой то чепухе: о Лене Неелове, который уже не ходит с самурайскими мечами, но зато торгует машинами, телевизорами, гвоздями и еще чем то в посредническом предприятии при «Агропромстрое». Но при этом он каждую неделю появляется у нее, чтоб занять или перезанять рублей десять двадцать.
— Врет он все, и всегда про свои дела врал. И про туристские экскурсии с иностранцами, и про самурайские мечи, и про телевизоры сейчас врет, — неожиданно прервал ее Денис и вздохнул.
— Я всегда так и думала… Просто забавно было ему подыгрывать, — согласилась Катя. — А еще, знаешь, у меня есть подруга Лена, мы с ней в одном классе учились. Она одного молодого человека, Славика Бабкина, все водит за нос с «Приветливым месяцем». Ну и вот, значит, недавно она попросила Олежку, чтоб он под видом лидера этой группы Пети Болотникова позвонил Бабкину и сказал, что организуется новая музыкальная группа и Славик будет там солистом. Якобы наслышан от Лены о его великолепных вокальных данных. Бабкин так сильно этого хотел и был таким самоуверенным и глупым, что поверил, будто с ним действительно разговаривал Болотников и что он скоро станет суперзвездой. А Ленке только того и надо, ведь пока она питает его такими надеждами, Бабкин привязан к ней крепко накрепко. А Мишка Великанов с нашего курса женился на прошлой неделе и теперь хочет взять академический отпуск и немного пожить у жены. Она сама из Ташкента, но в Москве у нее…
Алешин кивал, грел о чашку зябнущие пальцы и не отрываясь смотрел на Катины губы, наспех подкрашенные помадой.
Все, о чем она говорила, все, что еще несколько дней назад было их общей жизнью, теперь звучало как рассказ из совершенно далекой инопланетной действительности. Ему казалось, что он с детства сидел в заброшенном пионерском лагере в Снегирях, в маленькой холодной комнате, двери которой сторожил охранник из банды Могилова. А после обеда, принесенного молчаливым татарином поваром, его заставляли принимать горькие таблетки. Он догадывался, что это психотропные препараты, подавляющие волю и активность. И всегда, после того как охранники уходили, предварительно осмотрев его рот, не спрятал ли он пилюли под язык, чтобы потом выплюнуть, Алешин подбирался к раковине и, сунув два пальца в глотку, долго, до потери сознания блевал. Очищенный не только от препаратов, но и от пищи желудок сжимался в голодных спазмах. Но Денис, чтоб не вызывать подозрений, терпел адский голод и только пил понемногу водопроводную воду, рискуя распухнуть от водянки. К этому прибавлялась ужасающая головная боль — последствия драки на Калининском проспекте. Но, несмотря на боль, ему удалось невероятным напряжением вынуть из своего мозга информацию, которая спасла ему жизнь. Информацию, из которой следовало, что Денис Алешин не работает ни на МВД, ни на КГБ и не причастен ни к одной из мафиозных группировок, противостоящих яговской организации. Что он сам по себе на теннисной площадке ляпнул про секретные дела Ягова и потом сам же, по личной инициативе, явился в высотный дом на Калининском проспекте. И пришел только потому, что знал наверняка, что Верочка Крайман находится там.
Однажды утром, когда над Истрой, текущей почти под самыми окнами пионерлагеря, еще не рассеялся туман и ивы, склонившиеся над рекой, стояли окутанные его тусклой дымкой, Алешин потребовал встречи с Могиловым. Он сообщил ему, что в Москве на Красногвардейской улице взорвется дом. Могилов тогда криво улыбнулся и пообещал, что сегодня вечером Алешина с мешком на голове и камнем, привязанным к ногам, опустят в быструю воду Истры. Потому как сейчас не война, и столицу не бомбят, и причин для взрыва на окраине Москвы нет. Но, выполняя приказ шефа, Могилов все таки поехал к указанному дому. А там в одной из квартир, оставленных хозяевами, уехавшими в отпуск, скопился газ из за трещины в газовой разводке. Плотно закрытые окна и заклеенные обоями вентиляционные отверстия не дали газу выветриться, он дошел до предельно допустимой концентрации и взорвался в тот момент, когда двое бомжей, живущих в подвале этого же дома, польстившись на поживу в пустующей квартире, принялись ломом отжимать входную дверь. Один из них курил папиросу, которая и подожгла поток газа, ударивший из щели между отжатой дверью и косяком. С жутким грохотом панельный дом почти полностью разрушился, сложился как карточный домик, погребя под собой тех несчастных, что оказались в тот момент в своих квартирах. Машину Могилова чуть не расплющила рухнувшая стеновая панель. Один из его охранников, находящийся на переднем сиденье, был серьезно ранен куском бетона. Могилов бросил искалеченную «Волгу» и, поймав такси, умчался на доклад к Ягову.
Шеф был у Горелова, обсуждал с аналитиком последние детали предстоящей операции. Незамкнутым звеном цепи оставалось только место переформирования железнодорожных составов. Было решено готовить небольшие группы для поисков «Логова» в Волынской области, в лесном массиве близ Ковеля. Когда в квартиру с ошалевшими глазами ввалился Могилов, в складках одежды которого блестели осколки лобового стекла «Волги», Горелов и Ягов как раз обсуждали судьбу Алешина. Горелов выражал сомнение относительно его прорицательских способностей, называл это хорошим уровнем информированности, через разветвленную сеть агентов государственных спецслужб, и предлагал шефу уничтожить узника. Ягов пил баночное пиво и посмеивался:
