— Это в тебе, Горелов, зависть говорит. Вот ты имеешь «умные» мозги, компьютер, умеешь просчитать ход событий, предположить действия врага… Заметь, только предположить… Но ты никогда не сможешь проникнуть в чужую душу, в чужие мысли, в самые сокровенные уголки чьих то желаний. К примеру, ты не можешь сказать, как там сейчас Арушунян? Сидит ли он с бабами в бассейне или занимается делом. А этот парень может! Понимаешь, Горелов? Может, если, конечно, не врет. И пока все говорит о том, что он действительно обладает неординарными способностями. Кстати, это вполне возможно. Моя бабка, которая живет в станице Динской, рассказывала, что у них там был колдун. Жил за околицей, на отшибе. Люди его сторонились, побаивались. Лечил детей, скотину, предсказывал засуху, болезни, неурожай и все такое. После революции куда то ушел, почувствовал, что красные его поставят к стенке, несмотря на уважение станичников. Для комиссаров все едино. Что поп, что колдун, что ладан, что приворотное зелье. Ушел он в город. Там проще спрятаться. Никто тебя не знает, никому до тебя дела нет. И, наверное, не один такой колдун смешался с горожанами. Потом у них появились семьи и дети, потом внуки, правнуки, которые и знать не знали, кто были их предки. Вроде обыкновенные рабочие механических мастерских или мотальщицы с фабрики «Мосшвея», а на самом деле колдуны! Может, этот Алешин и… э э… смотри ка, Мишка Могилов пришел… Ты чего такой, будто тебе яйца оторвали?
Мишка судорожными глотками опорожняя банки с пивом, поведал о произошедшем на Красногвардейской. Горелов тут же поставил под сомнение достоверность события, считая, что Алешин вполне мог получить такую информацию через кого нибудь из снегиревской охраны и все это вообще подстроено КГБ. Могилов, грубо прервав аналитика, настаивал на том, что в его штурмовых подразделениях не может быть агента. Однако Ягов, хоть и склонен был доверять людям Могилова, предложил временно, до выяснения обстоятельств, изолировать тех боевиков, кто мог иметь контакт с Алешиным в Снегирях, и заменить их охранниками Арушуняна, которому тут же и позвонил. Горелов же, развивая свою версию, нашел еще один косвенный аргумент в свою пользу: Алешин сообщил о взрыве всего за четыре часа. За это время невозможно было проверить, является ли катастрофа подготовленной акцией, проведенной государственными спецслужбами, или это результат несчастного случая. Могилов возразил, что в результате взрыва погибла уйма народу, и что органы вряд ли пошли бы на такие жертвы, хотя прецеденты в истории есть и еще наверняка будут. Ягов рассмеялся. Пощупал, изображая заботливую мать, лоб начальника штурмовых групп и сказал:
— Ты, Миша, наверное, сильно переутомился, раз считаешь кагэбэшников неспособными на такое. Иди отдыхай!
Могилов еще некоторое время попрепирался с Гореловым и уехал отдохнуть в ресторан «Арбат». Ягов, поддавшись уговорам аналитика, решил устроить еще одну проверку, обязательным условием которой являлось сообщение о происшествии за несколько дней. За это время можно было бы провести в месте ожидаемой катастрофы ряд контрразведывательных мероприятий и установить или опровергнуть причастность спецслужб к ЧП.
— Мне кажется, что парень сам по себе и ни на кого не работает. Но лишний раз убедиться в его способностях все же не помешает. Кстати, Горелов, такие люди, как он, могли б сделать много полезного для любого государства… Представь себе, имея информацию о предстоящем крушении поездов, землетрясении или взрыве ядерного реактора, как, например, в Чернобыле, можно было б устранять причины аварий, спасать людей. Почему этим никто не занимается на государственном уровне? — размышлял вслух Ягов.
Горелов, вынося с кухни шашлык, приготовленный в микроволновой печи, согласился:
— Совок есть совок. В американской армии, например, давно существуют подразделения из таких людей. Не знаю, правда, как это все применяется и где…
На следующий день из Снегирей от Алешина поступила информация, что на станции метро «Авиамоторная» произойдет катастрофа с большим количеством жертв. Денис указывал приблизительное время и просил передать сообщение управлению метрополитена, чтобы те предприняли меры. Сразу после его слов на «Авиамоторной» были выставлены наблюдатели, а один из людей Арушуняна устроился работать на станцию уборщиком. То, что вскоре произошло, заставило содрогнуться всех, в том числе и Ягова, который, посмотрев кассету, отснятую наблюдателем на месте трагедии, только покачал головой:
— Да, наверное, метрошникам нужно было все таки сообщить, чтобы избежать этой мясорубки…
Человек Арушуняна, в прошлом майор КГБ, уволенный из органов за аморальное поведение, предоставил Ягову отчет по проверке крушения на «Авиамоторной». Наблюдение на станции показало, что соединяющие втулки эскалатора разрушились без посторонней помощи. В трагедии виноваты конструктивные особенности эскалатора и угол наклона тоннеля. Замыкание в рубильниках автоматического и ручного выключения машины помешало обесточить электродвигатели… Люди сыпались вниз под эскалатор и живьем перемалывались, словно в мясорубке…
Могилов, находившийся в момент катастрофы на станции, сразу после ЧП уехал в свой любимый ресторан «Арбат» и там мертвецки напился. Горелов глотал успокоительное, потому что Ягов смотрел на аналитика так, будто он виноват в этой катастрофе.
— Ну что, теперь то твоя душенька довольна?
В этот же день Алешин был включен в состав одной из поисковых групп и был освобожден из под стражи. Его привезли к шефу, после разговора с которым он был отпущен на день для устройства личных дел, как выразился Ягов. Денис пообещал, что не сбежит. Когда он, в сопровождении охранника Могилова, которого все звали Суффиксом, подъехал к дому Кати, Суффикс показал ему телефонную трубку с вмонтированным диском вроде тех, которыми пользуются на телефонных станциях ремонтники:
— Не думай, что ты сможешь бесконтрольно говорить по телефону с кем нибудь из дядей в погонах. Мы будем в курсе всех твоих звонков. И не вздумай устраивать фокусы, прыгать из окна или что нибудь в этом роде. Нам известно, где живет твоя мать и твоя двоюродная сестра. Да и тебя разыскать тоже будет довольно просто. Так то, Колдун.
— Чо о… Опять в меланхолии? — прервал размышления Дениса вышедший в тамбур Лузга. Он подозрительно оглядел приоткрытое окно, через которое встречный ветер врывался на крошечную площадку перед туалетом, осмотрел одежду Алешина и, решив, что все в порядке, скрылся за дверью уборной. Денис поежился. В его мозг настойчиво вползали мысли Лузги. Желание опохмелиться, принять какое нибудь средство от боли в печени, отравленной алкоголем, найти бабу с нормальной фигурой и лицом, от которого не надо отворачиваться, пока светло, баня, усталость от постоянного соперничества с Кононовым, опять баня… подозрительный Алешин, раздражающей своей скрытностью, нежеланием пить, играть в карты на деньги, попавший в фавор к Ягову, миновав ступени «мальчика для битья», «подставного», «стремного», «рядового боевика»…
— У у… черт! — затряс головой Денис. Прикурил новую сигарету от сгоревшей и, высунувшись в окно, подставил промозглому напористому ветру свой горячий лоб.
Поезд теперь шел без остановок. Убегали назад березовые рощи из тоненьких, но очень плотно стоящих друг к другу деревьев. За ними просматривались чащобы и буреломы, темным сплошным фоном оттеняющие белые жгуты берез. Лес вплотную подступал к железнодорожному полотну, лишь у рельс уступая место траве, между которой иногда проблескивала вода. Кое где виднелись не то кувшинки, не то водяные лилии, не то еще что то. Болотный хвощ нагло рос у самой дороги и даже терся по дискам вагонных колес.
