С помощью Генштабиста, полковника Феофанова, был прощупан канал доставки заказчику «Проволоки» через Афган. Везде, где нужно, было подмазано крупными суммами денег, и везде, куда надо, были устроены свои люди. Феофанов сообщил время и номера вагонов, в которых через Брест пойдет «Проволока». Это были вагоны Љ 9075468 и Љ 9071277.
— Вот такие пироги, Алешин, вот такие пряники.
Ягов хлопнул себя ладонями по коленям. Встал, прошелся по комнате. Через открытую форточку доносился гул Калининского проспекта. Над рестораном «Арбат» медленно крутился подсвеченный изнутри, сине зеленый земной шар с плавающим вокруг самолетом, ниже нехотя зажигалась надпись «Аэрофлот». У кинотеатра «Октябрь» змеилась очередь в билетную кассу на «Железный поток». Ягов поковырял ногтем лист алоэ, стоящий на подоконнике в глазурованном глиняном горшке, и обернулся:
— Ну что, когда начнешь разбираться с арушуняновскими делами? Ты должен мне рассказать, кто из наших сотрудничает с ментами. И что менты планируют делать дальше.
— Василий Ефремович, я все понимаю, но мне просто необходимо отдохнуть… Эта поездка в Маневичи, эти ваши ребята… Кононов, Лузга, Рембо, если б вы только знали, что у них творится в мозгах! Я просто утомился с ними. А теперь сразу же новое дело, абсолютно незнакомые обстоятельства, люди, которых я ни разу не видел…
Денис нахмурился.
Вентилятор с большими лопастями, забранными никелированной решеточкой, медленно поворачивал свою гудящую голову. От нагнетаемой струи воздуха рассеивался дым яговской сигареты, оставленной тлеть в латунной пепельнице, а заодно и пар из носика блестящего высокого кофейника. На столе, рядом с сахарницей, стояло блюдце с остатками черной икры, опустошенное Алешиным, поднос с хрустящими хлебцами, масло, тонко нарезанный сервелат, заблестевший от тепла настольной лампы в стеклянном абажуре…
Ягов вернулся на свое место, вяло подхватил из пепельницы сигарету.
— Так о чем они думали, эти лоботрясы?
— Кто именно? — очнулся Алешин.
— Ну, этот Лузга и остальные, которые с тобой ездили в «Логово»? — нехорошо улыбнулся Ягов.
В комнату заглянул один из штурмовиков Могилова, заменяющий сейчас при Ягове уехавшего к матери в деревню Лузгу:
— Василий Ефремович, Ереван на проводе, будете разговаривать?
— Да, да, переключи линию сюда! — раздраженно рявкнул шеф и потянулся к телефонному аппарату на буфете. — Алло, я слушаю… А, это ты, беглая душа, ну и когда ты свое дерьмо будешь разгребать? Думаешь, за тебя это кто то сделает?
Денис откинулся на спинку кресла. Ему было абсолютно неинтересно, о чем Ягов разговаривает с неожиданно позвонившим Арушуняном. После поезда хотелось хорошенько выспаться и позвонить Кате. К тому же огнем горело горло, простуженное в сыром бункере, среди Волынских болот…
Воздух над секретным недостроенным объектом немцев так и дышал нездоровыми испарениями и малярией. В оплывших котлованах с торчащими над просочившейся грунтовой водой верхушками массивных фундаментов тучей вились комары. Они жадно накинулись на вышедших из леса троих людей. Лузга матерился и говорил, что «эти сволочи летают такими кодлами, что их можно спокойно расстреливать картечью», а Кононов, догадавшийся прихватить с собой противомоскитную сетку, смеясь утверждал, что если привязать Лузгу к дереву, то за полчаса можно будет насобирать с него пару килограммов комарья на рагу для ужина.
После того как все с ног до головы облились одеколоном «Красная Москва», насекомые, видимо смущенные резким запахом, оставили людей в покое. Впрочем, только на время: на следующее утро комары перестали реагировать на одеколон и вновь кусали немилосердно. В тот день, отправив Рембо в Маневичи, они втроем оказались посредине странного леса. Здесь вперемешку с деревьями, как диковинные грибы, возвышались бетонные капониры, недостроенные резервуары, огневые точки и подземные склады, соединенные между собой подземными ходами и галереями, в которых квакали лягушки и шуршали какие то маленькие зверьки и ужи. Вдоволь наспотыкавшись о невидимые в траве куски торчащего из земли кабеля, арматуры, чуть не рухнув в какой то котлован, они решили, что исследование местности подождет до утра. Выбрав для ночлега первую попавшуюся постройку, забрались внутрь, с трудом открыв тяжелую бронированную дверь. В бункере было сыро и воняло плесенью. Бетонные стены в белесых потеках поросли болотным мхом. Ниже уровня пола была видна еще одна металлическая дверь, за ней, видимо, должна была быть подземная часть бункера. К двери вели узкие бетонные ступени, но она оказалась наглухо задраена. Впрочем, все трое так устали, что никто особо не рвался ее открывать. Комаров здесь было не меньше, чем в лесу. Их белыми личинками были усеяны все углы и потолок. Пришлось прямо в центре небольшой комнаты раскладывать палатку и разжигать дымный костер из маленьких елочек, торчащих неподалеку от входа. Разложив палатку, мужчины быстро разогрели консервированную свинину сварили пунш из коньяка и остатков портвейна и, все же… не согревшись до конца, вповалку улеглись спать.
Денис лежал лицом вверх, в темноте пытаясь отогнать видения, обступающие его со всех сторон. Ему виделись оборванные, голодные военнопленные, строившие эти бетонные коробки, злобные немецкие овчарки, захлебывающиеся лаем, начальник строительства гауптштурмфюрер СС доктор Клаус фон Зибельхорн, большой эстет, любитель акварельных этюдов и медленных пыток; два маленьких мальчика, пошедшие по бруснику в эти места и застреленные шарфюрером СС Гюнтером, дежурившим в первом кольце «секретов» в тот день. Денису виделось, как повсюду проступают братские могилы расстрелянных строителей, окончивших здесь свой путь после окружения под Киевом. Как таращатся пустые глазницы черепов в окружении истлевших тканей гимнастерок, с тусклыми пуговицами и остатками деревянной обуви — кусков коры, которые привязывали к ступням тряпками. И здесь же, рядом, он видел аккуратные крестики троих солдат СС, погибших при взрыве цистерны с ракетным топливом, привезенной сюда из Пенемюнде за день до приказа о прекращении работ по программе «Фергельтунг». И еще… Аккуратный крестик унтерштурмфюрера Райхвайна, застреленного в пьяной драке своим лучшим другом, которого потом отправили в действующую армию, где он и пропал без вести во время адского танкового сражения под Прохоровкой…
Денис заскулил, стиснув зубы, и нашарил в сумке Лузги недопитую бутылку кизлярского коньяка. Хлебнул, почувствовав, как янтарная жидкость разливается по сосудам, как немного тускнеют звуки резких выкриков команд и уже не так ярко блестят в лучах солнца отполированные работой лезвия лопат, кидающих глинистую землю вниз, на тела и неподвижные лица убитых, и пропадает запах свежего цементного раствора, и исчезает рассыпанное лукошко брусники…
Кононов заворочался, сонно пробормотав:
— …сука, не меньше пяти, а то и разговаривать нечего… не меньше пяти…
Потом приподнялся на локте, ошалело, невидящими глазами посмотрел вокруг и снова лег. Что то там, в его сне, было не так.
Снаружи полутораметровую бетонную стену корябали ветки ольхи, раскачивающиеся под ночным ветром. Денис напрягся, чувствуя, как наэлектризовываются волосы на затылке, ощущая кожей движение в темном лесу, совсем недалеко от их ночлега. Он привстал и осторожно выполз из палатки. Сразу радостно зазвенели комары.
