— Товарищ капитан, на вас возлагается охрана дорогостоящего груза, имеющего важное военное значение. В обстановке, когда империалистические державы только и ждут…
— Я знаю все это. Политинформацию сам провожу каждую субботу, — не выдержал капитан.
— Не перебивайте меня! Ладно… Значит, так. Конечная точка вашего маршрута Кызыл Орда. Знаете, где это?
— Таджикистан.
— Почти правильно. Казахстан… Там вы передадите груз своим коллегам по «Ориону», где главным будет хорошо вам известный подполковник Видный. Его группа займется погрузкой контейнеров на машины 45 й дивизии, и они же будут сопровождать его по территории Афганистана, а вы отправитесь на отдых в Джелалабад…
— Ничего себе, нашли курорт. Холодильник «Розенлев» и бесплатная путевка в Сибирь… — проворчал капитан.
— Не понял?
— Это из «Кавказской пленницы».
— Кавказ здесь ни при чем. Вам все ясно, капитан Хмелев?
— Так точно! — излишне громко откликнулся тот.
— Ну, вот и чудно. Пойдемте, товарищи, нужно еще встретиться с поездной бригадой, — обратился мужчина уже к своим провожатым. Они выбрались из вагона охраны и направились к локомотиву.
— Работнички, мать вашу! — глядя им вслед, выразительно сказал Маслюк.
Он никак не мог найти подходящего места для своего потрепанного, видавшего виды, но любимого радиоприемника «Альпинист 405».
Наконец Маслюк положил его плашмя на пол вагона под своими нарами. Хмелев, проводив начальство, сразу залез наверх и, завернувшись в драное одеяло, заснул. Бессонная ночь, начавшаяся еще с приземления транспортного самолета из Душанбе на базе военно воздушных сил близ Бреста, утомила капитана. Куда привычней были многочасовые засады на караванных тропах у Хайбера, или захват опорных точек укрепрайонов моджахедов.
Зубоиров возился с печкой. Рубил, покряхтывая, короткие сосновые поленья штык ножом, который выточил ему из напильника и подарил на день рождения земляк Ильясов, большой любитель самодельных тесаков. Штык нож был в полтора раза длиннее обычного, штатного и почти в два раза тяжелее. Ильясов сделал его за день до того, как пропал без вести вместе с поисковой группой спецназовцев в горах и ущельях реки Кокча. Состав резко стронулся с места. Зубоиров, сидящий на корточках, с проклятиями повалился на спину:
— Еханый машинист, ему бы только дрова да трупы возить! После того как в печи загорелась газетная бумага под горкой щепок и дым пополз в вагон, выяснилось, что труба на крыше повернута против ветра и он в нее со всей силы задувает. Пришлось лезть через верхний люк и поворачивать трубу по ходу поезда. Когда авральная работа закончилась и стихли проклятия в адрес готовивших охранный вагон, Зубоиров с Маслюком уселись рядом с печкой. На ней уже кипел перловый суп, грелись банки тушенки да еще посвистывал рыжий пакистанский чайник с погнутым носиком.
Состав тем временем миновал уныло однообразный городок Малорита, простучал по мосту через один из многочисленных притоков Припяти, мелкую речушку Березь и без остановок пошел на юго восток.
Часов в десять утра, напихав в себя тушенки, перлового супа и кабачковой икры, Зубоиров, Маслюк и Мяскичеков собрались вокруг самодельного стола и начали тихонько, чтобы не разбудить капитана, постукивать костяшками домино. Проигравший десять партий должен был в Днепропетровске, где намечалась первая остановка и смена локомотива с поездной бригадой, на свои деньги закупить четыре бутылки водки. Маслюк, проигравший подряд три партии, почувствовал, что сегодня ему не везет, и неуверенно предложил:
— Может, разбудим капитана? Сыграем парами…
— Нечего, давай ходи… Или снова пропускаешь? — азартно ерзал на ящике с тушенкой Мяскичеков.
— Может, все таки парами?… — тянул свое Маслюк.
— Да отвяжись ты от Хмелева, у него неприятности по женской линии, пусть отдыхает, — сообщил Зубоиров. Затем он встал и, подойдя к маленькому боковому окошку, присвистнув, добавил: — Смотри ка, уже Ковель проехали. Быстро идем, однако. Видно, все под зеленый свет…
— А что за неприятности по женской линии? — поинтересовался Мяскичеков.
Маслюк тем временем будто ненароком просыпал свои костяшки в «базар» и, бурча, что теперь ничего не разберешь, принялся мешать все вместе, включая «фигуру», в которой для него совершенно определенно опять возникла «рыба».
— У него в Джелалабаде медсестра есть знакомая. Встречались. То да се. Мы ведь за последние месяцы почти из Джелалабада не вылезали, там базировались. Так перед тем, как нам лететь в Ташкент, а потом сюда, в Брест, ему кто то накапал, что она за чеки дает. — Зубоиров смачно плюнул в окошко, наблюдая, как его слюна, подхваченная ветром, уносится далеко назад.
— Ничего себе. Концертик. Чекистка, стало быть, капитанова подруга. Как ее, кажется, Галей звать? — спросил Маслюк, продолжая усиленно перемешивать домино.
— Да, так. Высокая такая, мосластая. Причем капитана добило в основном то, что давала она за пять десять чеков, всем кому ни попадя. Начиная от начальника госпиталя и кончая безрукими или безногими солдатами, что ждали отправки на Большую землю.
— Чего ж так дешево, я знаю баб, что по полсотни чеков требуют за ночь. Вот, например, жена нашего полковника… — оживился Мяскичеков.
Зубоиров кивнул и поднял голову к крыше. Труба буржуйка от постоянной встряски немного отошла в том месте, где примыкала к обводу верхнего люка. Вниз, в вагон, опять потянулся дым.
— Это как раз капитана и добило. Со всеми и так задешево… Значит, слегка тронутая в этом направлении. На передок слабая. Ну что это за подруга такая… — закончил Зубоиров и, взгромоздившись на стол, стал поправлять печную трубу.
— ****ь, по другому, самая настоящая… — добавил Маслюк.
— А может, и врут про нее все. Завистники из баб или обозленные отказом мужики, — неожиданно сменил вектор размышлений Зубаиров. — Все может быть.
Капитан заворочался, одеяло съехало с его плеч и свалилось на пол. Он сел, свесил ноги и пошевелил пальцами под штопаными носками:
— Который час то?
— Без трех минут одиннадцать… — отозвался Зубоиров, прилаживая на трубу хомутик из алюминиевой проволоки, — похоже, придется на крышу вылезать — так ее не закрепить.
— Да брось ты, давай лучше двое на двое сыграем! — почесываясь, сказал Хмелев.
— Во во, и я говорю, я с капитаном и вы. Так сказать, старлей и капитан против двух лейтех! — радостно поддержал идею Маслюк.
Капитан, почесываясь, слез с нар, кинул обратно одеяло и принялся натягивать высокие шнурованные ботинки:
— Что то у меня неприятное ощущение, вроде как кошки на душе скребут.
— К чему бы это? — Зубоиров тем временем подтянулся на руках и сел на край люка. Встречный холодный ветер бил ему в грудь и вместе с дымом врывался внутрь вагона.
