— Молодец, аналитик, башка варит!
— Спасибо, Василий Ефремович, стараюсь. Теперь о деятельности Алешина. Наш Колдун расследовал провал «автомобилистов». Внутренних причин нет, просто хорошо сработали органы. Единственное, что можно отнести к просчету Арушуняна, — это непотребная жадность. Он слишком активно повел дело. Вот отчет Алешина. — Горелов протянул пачку мелко исписанных листов.
Ягов поморщился:
— Ну, прямо прозаик, честное слово. Сколько бумаги перевел.
— Алешин просит обещанную вами машину. Хочет третью модель «жигулей» зеленого цвета.
— Сделай ему машину. Дерьмо вопрос. Кстати, он тут лил воду, что хочет передать ее какому то своему дружку инвалиду. Посмотрим, как он будет расставаться со своим имуществом.
Аналитик что то быстро пометил в своем блокноте и опять выжидающе посмотрел на шефа. Тот покрутил головой, разминая затекшую шею:
— И поторопи этого хвастуна Алешина с персональными делами. Я должен знать, кто, что и о чем думает в моей организации. Да, еще передай Арушуняну, что пора продолжать работу по линии Байхожи. У тебя все?
— Нет, остался еще вопрос о Владивостоке, — Горелов заглянул в свою папку, — Жменев вчера приехал оттуда. Привез только половину денег. Говорит, что там появились конкуренты, клан грузин, точнее, мингрельцев. Они, по его словам, убили Баканова и захватили контроль над северным причалом. Теперь моряки сбывают японские машины мингрельцам, а не «баковцам». Причем мингрельцы сбили цену до восьми тысяч, а перегнав «япошку» на Кавказ, продают ее там по тридцать пять — намного дешевле, чем мы.
Ягов нахмурился:
— Я всегда знал, что Баканов пентюх! А как они сбили цену?
— Они не спорят с моряками, если те отказываются продавать. Но потом, на шоссе Владивосток — Спасск — Дальний, устраивают засады и жгут машины вместе с водилами. Беспредел. Моряки боятся и продают дешевле.
— Прекрасный способ! А мы все торгуемся. Вон, приехали черноглазые и все сразу устроили… Ну, значит, так. Вызывай Могилова и как там его… Куцего. Пускай набирают команду, отправляются во Владивосток и выметают оттуда всю эту грузинскую шваль. И пусть не деликатничает. Нужно будет сделать пятьдесят трупов — значит, пятьдесят! А способ с засадами хорош. Я думаю, мы возьмем его на вооружение. Пусть будет беспредел.
Аналитик опять застрочил в блокноте и, не поднимая головы, заключил:
— У меня все, Василий Ефремович.
Ягов встал, выглянул в коридор. Вера возилась в ванной, звякала пузырьками косметики и шампуней.
— Сколько мы затратили на «Проволоку»? — уже на пороге спросил он уходящего Горелова.
Тот, не задумываясь, ответил, скромно потупившись:
— Всего около четырехсот тысяч… На данный момент.
— Чего так мало? — удивился шеф.
— Экономлю.
— Молодец, каналья!
— Стараюсь, — расплылся в улыбке Горелов, обнажая мелкие неровные зубы.
Ягов захлопнул за ним дверь, предварительно глянув, на месте ли охранник, стоящий снаружи, и, резко открыв дверь ванной, вошел во влажный горячий туман. Вера вытиралась длинным махровым полотенцем. На полу, отделанном черной кафельной плиткой, было полно воды. Ягов брезгливо встал на резиновый коврик:
— Надо бы поосторожнее, девочка. Так можно и соседей затопить.
— Ничего, у вас хватит денег. Если что — ремонт им сделаете! — не оборачиваясь, сказала девушка, быстро накидывая просторный оранжевый халат.
— Хамишь!
— Хамлю!
— Ты знаешь, что послезавтра отправляешься в Италию вместе с Жменевым? — спросил Ягов, обхватывая ее бедра.
— Знаю. Но не поеду. Вот еще. И не собираюсь. Не хочу. Думаете меня Италией купить? — Она скорчила злую гримасу.
— Зачем? Ты уже и так моя. Просто Жменев очень меня просил. Ему одному скучно. Деньги мне предлагал. Немалые. — Ягов не особенно нежно поволок Веру в комнату. Она сопротивлялась, но вяло, скорее по инерции. — Таким образом, у тебя есть выбор: остаться со мной или ехать со Жменевым.
Он повалил ее на кожаный диван и залез рукой под халат.
Девушка плотно сжала губы и завертела головой, уклоняясь от его пропахшего табаком рта. Когда Ягов взгромоздился на нее, Вера холодно сказала:
— Мне нужно взаймы семьсот рублей.
Ягов кивнул и тяжело задышал:
— Возьмешь после… Подожди, не дергайся… Сладкая ты моя девочка…
— Не надо так грубо, мне же больно! — вскрикнула Вера, вцепившись ногтями в его седую шевелюру…
В парке народу было немного. В основном молодые люди, те, кто жил неподалеку и кому без разницы, где встречаться: в подвалах, на лестничных площадках и чердаках или на засыпанных желтой листвой дорожках и скамеечках парка. Заспанные, медлительные рабочие парка, прикладываясь к пивным бутылкам, заколачивали фанерными щитами аттракционы, снимали приводные ремни с электродвигателей «Орбиты», карусели «Второго неба», обесточивали и сворачивали гирлянды разноцветных лампочек с танцевальных павильонов. Двое рабочих выволакивали из пруда прогулочные лодки, обвязывали их цепями и скрепляли амбарными замками, будто в центре Москвы предстоящей зимой кто то может покуситься на утлые двухместные суденышки. Пока еще работали тиры, и около них, как у последнего оплота некогда шумного и многолюдного парка, дымили шашлычники, зазывая немногочисленных «стрелков» низкими ценами и умопомрачительными ароматами жаренного на углях мяса.
Иногда по дорожкам проносились парочками роллеры, поднимая за собой воздушные завихрения из опавшей листвы. Они беспечно галдели, выписывали ногами замысловатые кренделя, иногда падали в понравившиеся кучи собранных листьев.
Уборщицы в оранжевых, видных за версту жилетах, обсуждая, что пора бы уж пойти первому снегу, жгли в глубине парка мусор и привычно скребли граблями по засыхающей траве… Над всем этим неторопливым, обособленным от всего города мирке медленно вращалось «чертово колесо», и, казалось, остановись сейчас оно и… замрут навсегда рабочие с молотками в руках, замолчат на полуслове «оранжевые» уборщицы и застынут с шампурами молодцы шашлычники.
— Хочу, хочу! — по детски захлопала в ладоши Катя, глядя вверх на кабинку «чертова колеса», в которой целовались двое влюбленных.
Между прутьями кабинки высовывалась морда ошалевшего от страха черного пуделя. Он жалобно и обреченно поскуливал. Денис подошел к явно нетрезвому рабочему, который стоял у входа на аттракцион:
— Уважаемый, нам бы прокатиться кружок…
Служитель выпучил мутные глаза и отрицательно замахал руками, будто ему предложили совершить чудовищное преступление против человечества:
— Низя! Аттракцион закрывается на зиму, приходите летом… Зелень, солнышко, воздушные шары по пять копеек…
