Он поднял трубку прямого телефона и приказал дежурному соединить его с Михеевым.
На проводе была Москва.
— Здравия желаю, Анатолий Николаевич, только что закончил допрос польского перебежчика Паламарчука, — четко докладывал Якунчиков.
— Знаю я о перебежчиках и по пятой, и по шестой армиям. А командующего или Военный совет округа вы поставили в известность?
— Пока нет…
— Вы это обязаны были сделать в первую очередь… Сейчас же отправляйтесь к Кирпоносу. Пригоду возьми с собой. Мало ли какие вопросы могут возникнуть у начальства, не известные тебе…
Якунчиков позвонил Кирпоносу. Доложил существо дела, на что генерал ответил:
— Вопрос важный, с удовольствием вас приму. Приезжайте, кстати, у меня будет и секретарь ЦК Бурмистенко. Пусть и он послушает армейских контрразведчиков. Может, у него возникнут вопросы в свете текущего момента.
Через час оба военных контрразведчика были в кабинете командующего, в котором кроме генерал-полковника действительно сидел и партийный функционер республиканского значения. Это был тридцатидевятилетний Михаил Алексеевич Бурмистенко. Он был моложе командующего, но имел большой опыт руководящей партийной работы. Когда на Украину был направлен Сталиным Хрущев, последний захватил с собой заместителя заведующего Отделом руководящих парторганов ЦК ВКП(б) Михаила Алексеевича Бурмистенко. Зимой 1938 года его избрали вторым секретарем ЦК КП(б) Украины, а летом того же года — председателем Верховного совета УССР.
Якунчиков представил Пригоду как заместителя начальника контрразведки шестой армии и доложил военному и партийному руководителям не только о содержании беседы с польским перебежчиком, но освятил весь недельный срез наработок армейских чекистов округа. Он говорил, что на специально проложенной российской колее в 1520 миллиметров уже стоят вагоны и платформы, идет срочное строительство командных пунктов, войска стягиваются к нашей границе, по ночам слышен рокот дизелей танков и самоходок…
Кирпонос и Бурмистенко внимательно слушали сообщение Якунчикова, особенно не перебивая, только изредка задавая уточняющие вопросы.
В ходе беседы командующий спросил у Пригоды, как обустроились соединения шестой армии, на что Михаил Степанович достойно ответил:
— Товарищ командующий, армейские контрразведчики, опираясь на командиров и политорганы вместе делают все зависимое от них в обеспечении безопасности личного состава и семей военнослужащих с учетом острой политической обстановки в регионе. Украинские националисты заставляют нас быть начеку. А еще мы получили данные, что местные польские больницы разгоняются и на их месте устанавливаются военные госпитали с немецким медперсоналом.
— Конечно, кто, если не ЧК, должен быть начеку? — улыбнулся Бурмистенко, а потом посуровел и уже серьезно заметил: — Оуновцы — это пособники немцев, они ждут не дождутся своих хозяев с «новым порядком». Они еще себя покажут…
Кирпонос вставил:
— Галицийцы, проведшие несколько столетий под австро-венгерским, румынским и польским игом, одурманенные антисоветчиной, делают и будут делать все возможное и невозможное, чтобы ударить по Красной армии с подполья — и словом, и огнем.
Якунчиков доложил о результатах реализованных оперативных разработок на «Выдвиженцев», «Упырей» и других дел, подчеркнув, что этим самым они нанесли ощутимый удар по ОУН и разгромили их основные опорные пункты с абверовской агентурой.
— Противник сегодня несколько деморализован, — продолжал он. — Конечно, полного разгрома нет, подполье осталось, но мы его корчуем. Потери наш идеологический и военный противник понес приличные…
Командующий был доволен встречей. Контрразведчики покидали штаб округа тоже с хорошим настроением. Якунчиков по прибытии в кабинет тут же доложил Михееву по телефону о содержании беседы с Кирпоносом и Бурмистенко.
— Вот так и надо действовать, а то командиры посчитают, что мы покоимся на лаврах, удовлетворившись достигнутыми результатами в недавнем прошлом, на этом успокоились. Это не для того, чтобы покрасоваться успехами, для руководства округа — это же реальная помощь, — в назидательном тоне говорил Анатолий Николаевич.
Он знал, что командующий остро переживает за округ, болезненно реагирует на провокационные действия гитлеровцев, стоящих у ворот Советской России. Не раз докладывал наркому обороны Тимошенко о беспрепятственных полетах фашистских самолетов.
Однажды, передавая для ознакомления Семену Константиновичу обобщенную справку по реализованному делу на агента немецкой разведки из числа военнослужащих Белорусского особого военного округа, Михеев стал свидетелем звонка Кирпоноса. Он сообщил о новом нарушении воздушного пространства немецким самолетом, который явно фотографировал с воздуха полевые сооружения вдоль границы шестой армии. Как потом выяснилось, командующий округа просил у наркома санкции на открытие хотя бы заградительного огня по зарвавшимся стервятникам.
И тут Михеев услышал ответ из телефонной трубки с усилителем из-за проблем у командующего со слухом:
— Вы что, Михаил Петрович, хотите спровоцировать боевые действия, за которыми может последовать война? Она нам не нужна, тем более сегодня, — жестко, со сталью в голосе проговорил нарком обороны СССР, наверное, понимая, что Сталин за это по головке не погладит киевского ослушника, да и ему достанется.
А еще Михеев знал, что несколько дней назад генерал-полковник Кирпонос приказал некоторым частям занять предполье не завершивших строительство приграничных укрепленных районов. И тут же ему позвонил начальник Генштаба Красной армии Георгий Константинович Жуков. Он буквально кричал в трубку:
— Вы что, с ума сошли? Немедленно отмените такое распоряжение и доложите, кто конкретно дал это самочинное указание.
Анатолий Николаевич располагал информацией, что распоряжение было инициировано начальником штаба округа боевым генерал-лейтенантом Максимом Алексеевичем Пуркаевым, который участвовал в военном походе в Западную Белоруссию в 1939 году. Война для него началась задолго до того, как первые бомбы обрушились на города и села Советского Союза. До декабря 1939 года Пуркаев был военным атташе в Германии, и Михееву до своего назначения в Москву довелось поработать в КОВО с этим среднего роста, коренастым и улыбчивым генералом, с головой, покрытой густой шапкой светлых волос. Это был, по оценке Г.К. Жукова, опытный и всесторонне знавший свое дело начальник штаба округа, человек высокой культуры и штабист большого масштаба.
Кирпонос, ответил, как полагается решительному и порядочному человеку:
— Я его дал!
— Вот сами и отменяйте этот провокационный приказ…
И такой был Жуков, который, признавая в душе ошибочность некоторых действий вождя, вынужден был скрепя, как говорится, сердце соглашаться с его заблуждениями и неопределенностями…
* * *
Когда военные контрразведчики покинули кабинет Кирпоноса, Бурмистенко взволновано заговорил:
