– Высказалась! Бездарный аргумент! Одевайся как обычно, для съемок тебя переоденут.
– Ты сумасшедшая!
– Ох, знаю, такая уж моя доля. Не дрейфь, Катка, все будет в шоколаде, если тебя одобрят, станешь звездой.
– Да, конечно, мирового масштаба.
– Ты не смейся, знаешь, сколько было случаев, когда люди с улицы попадали на съемку, на какой-нибудь эпизод, а потом их замечали, и жизнь их менялась в одночасье.
– Начнем с того, что я не горю желанием быть замеченной, мне и так неплохо живется.
– Какая ты скучная, ведь сидишь целыми днями дома, а тут такой поворот, такая возможность! Будет что в старости вспомнить, внукам рассказать. Короче, мне некогда трепаться, нужно текст на завтра выучить и хорошенько выспаться. Привет!
– Подожди, Тань, а если я понравлюсь режиссеру, когда мне дадут текст учить?
Карпова рассмеялась.
– Катка, ты как ребенок, ну какой текст, у тебя будет всего два слова, делов-то!
– И все-таки.
– Я отсоединяюсь, приятных снов, не хандри, подруга. Встречаемся завтра в семь и ни минутой позже.
Из трубки донеслись короткие гудки. Катка заерзала на диване, не в силах понять – за каким чертом она согласилась ввязаться в эту авантюру? Почему не сказала свое решительное «нет»?
Копейкину никогда не привлекал кинематограф, ей казалось, что лицедейство требует недюжинных сил и стальных нервов, которых у нее самой, к большому ее сожалению, не имелось. Намного интереснее смотреть кино по телевизору или в кинотеатре, но сниматься самой – никогда!
Внутренний голос вещал, что не все так страшно, как рисует воображение. Подумаешь, прокатится она на студию, ну, посмотрит на нее режиссер, скажет, что она категорически не подходит, и можно будет с чистой совестью возвращаться домой.
– Действительно, делов-то!
Заведя будильник на пять утра, Катарина облизала пересохшие губы. Пять утра… Господи, это ж рань несусветная, вставать с петухами было смерти подобно, хотя, если разобраться, один денек не грех побыть и жаворонком, при условии, что после снова можно будет превратиться в сову.
Верно люди говорят: к хорошему привыкаешь быстро. Ведь еще каких-то шесть лет тому назад Ката ежедневно вставала под писк будильника и, наспех наведя марафет, нехотя топала на работу. Профессия бухгалтера наводила на нее жутчайшую тоску, выбраться из которой могло помочь лишь чудо. И оно свершилось. Превращаться в сказку жизнь начала, когда Катарина повстречала Андрея Копейкина – пятидесятилетнего бизнесмена, впоследствии ставшего ее мужем номер три. Два предыдущих замужества Катка считала своей великой оплошностью, совершенной не иначе как под гипнозом. Первый брак продлился чуть больше года, второй изжил себя спустя тридцать шесть месяцев после появления в паспорте печати.
И вот, словно принц на белом коне, появился Андрей. Зрелый, умный, красивый – настоящий идеал, способный свести с ума любую женщину одним только взглядом своих небесно-голубых очей.
Сменив фамилию, Катка окунулась в беззаботную жизнь. Отпала необходимость зарабатывать на кусок хлеба с маслом, закапываясь в отчеты, цифры и составление ненавистных балансов. Теперь у нее появился кормилец, человек, взявший на себя ответственность за будущее любимой супруги. Катка обожала Андрея, Андрей обожал Катку – идеальный брак двух любящих сердец, сумевших наконец отыскать друг друга.
Днями напролет Ката в компании персидского кота Парамаунта, обложившись детективным чтивом, судорожно поглощала ровные строчки, пытаясь как можно раньше догадаться: кто именно выступает в качестве убийцы?
Единственной ложкой дегтя в семейной жизни Катарины Копейкиной являлась новая свекрища – Розалия Станиславовна. Неугомонная дамочка, чей возраст стремительно приближался к восьмидесятилетию, была настоящим ураганом на десятисантиметровых шпильках. Властная, непредсказуемая, вечно молодящаяся свекровь, считавшая своим долгом выглядеть максимум лет на сорок, терроризировала деток с периодичностью раз в три месяца. Как правило, честь принимать гостью выпадала исключительно Катарине. Андрей завихривался в командировки, оставляя супругу один на один с намакияженной мамашей.
Слава богу, в ближайшие пару месяцев Розалия не нагрянет, и у Катки будет время поднакопить силенок к следующему приезду родственницы-катастрофы.
Лежа в кровати, Катка всем телом ощутила манящий трепет. На минуту она отчетливо представила себя, взмокшую от пота, стоящую перед камерой с трясущимися руками и одеревеневшим языком.
В памяти всплыл случай четырнадцатилетней давности. Вот она, выпускница института, сидит в аудитории, готовясь выйти к кафедре на защиту дипломной работы. По списку Катарина должна была защищаться шестой, сразу после Зины Молотовой, которая, стоя за кафедрой, бойко отвечала на вопросы экзаменационной комиссии. Ноги Каты постепенно наливались свинцом, руки задрожали, желудок сжался, грозя в любую минуту выбросить наружу свое содержимое. Зинуля закончила вещать, а секретарь комиссии громко назвала имя следующей дипломницы. Еле передвигая ногами, Катка подошла к кафедре, стараясь отлепить присохший к небу язык, и начала говорить. Вначале Катка должна была сказать:
«Уважаемый председатель и члены государственной аттестационной комиссии, вашему вниманию представляется дипломная работа на тему…»
Но из-за внутреннего напряжения в ее голове перепуталось абсолютно все. Катка откашлялась и пролепетала:
– Уважаемые депутаты верховного совета…
Лицо профессора Николаева вытянулось. Покрываясь липким потом, Ката предприняла вторую попытку:
– Уважаемые члены и председатель…
В аудитории послышались смешки, Катарина почувствовала знакомый стук в висках. Профессор Николаев слегка покраснел.
– Не надо так нервничать, голубушка, успокойтесь, мы вас не съедим.
– Может, вам принести воды?
Ката отрицательно покачала головой. Вздохнув полной грудью, она брякнула:
– Дорогая комиссия и члены председателя…
Копейкина повернулась на другой бок. Институтские воспоминания сил ей не придали, напротив, страх усилился, и если еще полчаса назад Катка хотела спать, то сейчас об этом не могло быть и речи.
Наконец в четвертом часу утра пришла долгожданная дрема. Не успев закрыть глаза, Копейкина услышала противный писк будильника. Ударив пятерней по визжащей пластмассе, Катка натянула на голову одеяло и свернулась калачиком.
– К черту их кино и их роли, – прошептала она, – никуда я не поеду, хочу спать.
В этот момент ожил телефон.
– Да!
– Уже проснулась? – прочирикала Карпова. – Молодец, кто рано встает, тому бог подает.
– Тань, я никуда не поеду, – выпалила Копейкина.
– А ну прекрати! Немедленно вставай и дуй в душ, в семь будь как штык, поняла?
