2 сентября 1643 года глава заговорщиков Бофор был арестован и помещен в Венсеннский замок. Генерал-полковник де ла Шартр получил приказ сложить с себя должность, остальные Высокомерные отправились в ссылку. Герцогиня де Шеврез была выслана в Тур, откуда впоследствии эмигрировала в Испанию.
Так прошел первый и казавшийся Джулио поначалу самым трудным год его министерства. Его противники, заключившие «союз на час», но преследовавшие различные интересы, были на какое-то время утихомирены. В результате подавления заговора Высокомерных кардинал оказался полновластным хозяином положения, а его близость с королевой уже ни у кого при дворе не вызывала сомнений. Пока он наслаждался своим могуществом и удовольствием видеть своих врагов униженными.
Между тем Джулио знал, что полностью успокаиваться нельзя. Оппозиция была отнюдь не сломлена, а лишь на время притихла. К тому же продолжала ухудшаться год от года экономическая ситуация в королевстве из-за огромных расходов на войну. Пополнять казну необходимо было постоянно.
Он понимал, что финансовое положение очень тяжелое, и мог предполагать, что его вынужденная политика повышения налогов не вызовет радостной реакции населения, и без того подозрительно относившегося к министру-итальянцу. Стороннему наблюдателю начинало казаться, что финансовая политика регентства выглядит крайне неуверенной.
Новые налоги вводились, а после протестов парламента отменялись. Правительство Мазарини пыталось повысить сборы с ввоза в столицу продовольствия, обложить налогами то домовладельцев (которые в ответ повышали плату за жилье), то вообще всех зажиточных людей, то купцов, то ремесленников. Но повсюду оно сталкивалось с протестами и волнениями, и все новые группы населения начинали видеть в парламентариях защитников своих интересов. В Парижском парламенте звучали речи о том, что всем бедам придет конец, если обложить ненавистных всем финансистов Мазарини, которые удачно воспользовались военным временем, чтобы набить себе карманы. Конечно, они делились с первым министром и тот знал, что в большинстве своем это нечестные деньги. Но Джулио без меры любил золото и предпочитал этого не замечать. Его постоянно увеличивавшееся богатство начинало многих очень сильно раздражать. «Владычество кардинала Мазарини становилось нестерпимым; были общеизвестны его бесчестность, малодушие и уловки; он обременял провинции податями, а города – налогами и довел до отчаяния горожан Парижа…» – уныло отмечал в своих «Мемуарах» уже почти что с симпатией относившийся к особе кардинала Ларошфуко.
Да, надо признать, в первые годы своего правления Джулио Мазарини не очень ловко умел управляться с экономикой и финансами вверенного ему государства. Вскоре ему предстояло сильно поплатиться за это и выдержать бурю, которую даже в мыслях не мог представить себе покойный Ришелье. Но тогда все свое внимание и таланты первый министр Франции перенес на внешнюю политику, где проявил себя во всем блеске и достиг наилучших результатов. И подобно многим другим политикам, например Оливеру Кромвелю в Англии, его авторитет за границей был неизмеримо выше, чем у себя в стране.
Золотые рыбки в мутной воде
Дипломату следует проявлять сдержанность, казаться загадочным и быть себе на уме.
Симон Боливар
Переговоры между католическими державами и Францией проходили в здании городской ратуши в Мюнстере. В довольно большом помещении практически свободно могут разместиться до двухсот человек. Древние темные стены зала увешаны портретами тех государственных деятелей и дипломатов, которые представляли здесь свои державы, защищая или, наоборот, предавая их интересы.
Среди них – портрет кардинала Мазарини. Это художественное произведение отнюдь не являлось шедевром. Тем не менее на картине удалось отобразить самые главные и характерные черты первого министра Франции. Они сразу бросались в глаза, можно сказать, прямо «выпирали» из рамок портрета. На лице моложавого и тогда еще довольно стройного Джулио Мазарини были написаны благожелательная хитрость, бесстрашие, неуемная энергия, алчность и саркастическая усмешка. Обладатель этой в общем-то симпатичной физиономии как бы говорил присутствующим: «Я вас всех здесь заставлю склониться перед Францией, кого подачками, кого обманом, а кого и прямой угрозой». Алчность же, выраженная на лице Мазарини, была скорее не личная – государственная. Было заметно, что он стремился отхватить побольше не столько для себя, сколько для государства, которое представляет.
Действительно, в 1640-х годах первый министр Франции весь свой ум и силы направил на внешнеполитическое поприще. В литературе существует расхожее мнение, что Ришелье был прежде всего отличным военачальником, а Мазарини – дипломатом. Но не нужно противопоставлять кардиналов друг другу. И один и другой (правда, Мазарини до назначения его кардиналом) подставляли себя под мушкетные пули и пушечные ядра. Если восемнадцатилетняя власть Ришелье ознаменовалась двенадцатью годами войны, то из восемнадцати лет правления Мазарини на военные годы ушло не менее шестнадцати. Это при всем том, что по натуре Джулио был миролюбивым человеком: на всем протяжении своей дипломатической деятельности он прежде всего являлся посланником мира.
В то время ближайшей дипломатической задачей Мазарини стало заключение мира с испанскими и австрийскими Габсбургами, а также их союзниками, на наиболее благоприятных для Франции условиях. В своей внешней политике он не отклонялся от главных задач, поставленных в свое время Ришелье, и частенько повторял мысль последнего о том, что «война в Германии – не столько война религиозная, сколько, главным образом, война против чрезмерных амбиций Австрийского дома». И все же, несмотря на победы антигабсбургской коалиции, к заключению мира Мазарини побуждали в первую очередь внутриполитические обстоятельства.
Признаки разраставшегося европейского кризиса, начинавшие уже проявляться и во Франции, Джулио заметил еще до того, как стал первым министром. Выполняя дипломатические поручения Ришелье, он делал все возможное, чтобы привлечь к Франции наибольшее число союзников и умиротворить новые военные конфликты. Ведь все это могло затянуть начало мирных переговоров. К примеру, среди его писем, датированных декабрем 1642 года, можно найти следующее: «Нейтралитет Генуи задевает наши интересы и радует Мадрид. Надо привлечь эту республику на свою сторону». А 26 декабря Мазарини лично направил письмо знавшему его герцогу Пармы, который на исходе войны развязал конфликт с папой Урбаном VIII. Все содержание письма говорило о том, что кардинал от имени своего короля пытался поскорее уладить это дело миром.
Спустя пять лет противники Мазарини внутри Франции будут обвинять его в том, что он намеренно все эти годы затягивал войну. Однако только обстоятельства, напрямую не зависящие от усилий и воли кардинала, могли помешать более быстрому завершению мирных переговоров. Трудности же возникли с самого начала.
В тот период Мадрид в лице Оливареса и слышать не желал о мире. Поэтому первый министр Франции решил ускорить развязку. Он нарушил прелиминарное соглашение с императором Фердинандом, заключенное еще при Ришелье, и послал армию в северо-восточном направлении. В 1643 году французы овладели Эльзасом, действуя согласованно с военными силами Республики Соединенных провинций, и одержали ряд побед над испанцами в Южных Нидерландах. Но самой радостной и результативной по своим последствиям для французов была победа над испанской армией при Рокруа 19 мая 1643 года. До этого сражения французская и испанская стороны как бы соревновались между собой, выступая друг против друга как не в меру драчливые соперники. После военного успеха у Рокруа Франция кардинала Мазарини могла предъявлять серьезные претензии на господство в Европе.
