Все эти качества коадъютора весьма пригодились, когда Фронда вернула его к мирским делам. В «День баррикад» он предложил королеве и Мазарини взять на себя посредничество между властью и народом. Пренебрежение, высказанное ему в ответ, смертельно уязвило Гонди. Инстинктивно недолюбливая Мазарини и до этого, теперь он стал в ряды его врагов.
Тем не менее в годы Фронды Гонди попеременно состоял в обоих противоборствующих лагерях, везде проявляя себя дипломатом и интриганом, политиком и авантюристом, демагогом и смельчаком. Впоследствии бурная жизнь привела его в Ватикан и ввергла в борьбу за избрание папы, в которой он потерпел поражение. После долгих лет изгнания ему было разрешено возвратиться во Францию. Но жить ему пришлось в опале, вдали от королевского двора. В политике этот человек оказался побежденным, но зато навсегда внес свое имя в литературу. Пребывая в уединении, он, подобно Ларошфуко, создал свои знаменитые «Мемуары». Но в отличие от герцога парижский коадъютор более подробно описывает события тех дней (в центре этих событий, конечно, предстает фигура самого Гонди) и дает ярчайшие сравнительные характеристики своих современников.
Герцога Ларошфуко Гонди изображает умным интриганом, мягким и уступчивым человеком. С его слов герцог кажется нерешительным, но отличается основательностью суждений. Его «Мемуары» и «Максимы» Гонди преподносит как своеобразный способ оправдаться за свои поступки.
Несмотря на свои разногласия с принцем Конде, коадъютор отозвался о нем в хвалебных тонах. «Принц Конде был рожден полководцем, что можно сказать лишь о нем, о Цезаре и о Спиноле. Он стал вровень с первым и превзошел второго. Бесстрашие – еще не самая главная черта его характера. Природа наделила его великим умом, не уступающим его мужеству». Но, отмечает Гонди, «принцу не внушили с ранних лет те важные начала, какие образуют и развивают то, что зовется последовательностью. Самостоятельно он не успел их вывести, ибо уже в юности опережен был стремительным развитием великих событий и навыком к успеху. Недостаток этот был причиной того, что, обладая от природы душой незлобною, он совершал несправедливости; обладая отвагою Александра
[3], подобно ему не был чужд слабости; обладая замечательным умом, действовал неосмотрительно… Он не сумел возвыситься до своих дарований, и это уже недостаток, но все равно он велик, он прекрасен». Гонди, конечно, не замечал собственной непоследовательности и того, что и он не сумел возвыситься до своих дарований. Но мы увидим дальше, прав или не прав был парижский коадъютор относительно Конде.
Гонди ненавидел Анну Австрийскую не только за ее происхождение, но и потому, что королева любила ненавистного ему кардинала Мазарини. «Королева обладала… умом такого рода, какой был необходим для того, чтобы не казаться глупой людям, ее не знавшим. Желчности в ней было больше, чем высокомерия, высокомерия более, нежели величия, наружных приемов более, нежели истинных чувств…» Но более всего Гонди старался подчеркнуть в этой весьма нелестной характеристике одну черту – бездарность.
Однако больше всех в своих «Мемуарах» Гонди честит Мазарини. Коадъютор парижский не любил и Ришелье, но многое прощал первому кардиналу за его благородное происхождение. Происхождение же Мазарини, по его мнению, было безвестным, а детство постыдным. У стен Колизея он выучился шулерничать, в армии успел прослыть мошенником.
Особенно в «Мемуарах» подчеркивается весьма нелестное для Мазарини сравнение с предшественником. «Пурпурная мантия не мешала ему оставаться лакеем при кардинале де Ришелье… Успех ослепил его и всех окружающих, и он вообразил, да и другие вообразили тоже, будто он – кардинал де Ришелье, но он остался лишь бессовестным его подражателем. Он навлек на себя позор повсюду, где первый стяжал почести. Он пренебрегал верой. Он обещал все, ибо не имел намерения исполнять обещанное… Он слишком любил самого себя, что свойственно душам низким, и слишком мало себя остерегался, что присуще тем, кто не заботится о своей репутации. Он часто предвидел зло, потому что испытывал страх, но не умел вовремя его исправить, потому что трусость брала верх в нем над осмотрительностью. Он был наделен умом, вкрадчивостью, веселостью, умением себя вести, но из-за всех этих достоинств выглядывала низкая его душонка… Он остался мошенником и в должности министра, чего не случалось прежде ни с кем, и от этого мошенничества власть, хотя он начал править удачливо и самовластно, оказалась ему не к лицу; к нему стали проникаться презрением, а эта болезнь самая опасная для государства…»
Несомненно, эта характеристика дана кардиналу Мазарини явным противником, противником умным, но все же оказавшимся в будущем в проигрыше. Оттого-то «Мемуары» Гонди приобрели еще большую остроту. Приведем из них еще одно высказывание – взгляд современника, противника укрепления абсолютной власти, на деятельность Ришелье и Мазарини.
«Попрание старинных законов, уничтожение того равновесия, какое они установили между подданными и королями, утверждение власти совершенно и безусловно деспотической, были причинами, ввергнувшими первоначально Францию в судорожные конвульсии, в каких застали ее наши отцы. Кардинал де Ришелье, уподобившись знахарю, вздумал врачевать ее сильнодействующими средствами, которые вызвали в ней прилив сил, но сил возбуждения, изнуривших тело и все его части. Кардинал Мазарини, лекарь совершенно неопытный, не понял, в каком она изнеможении. Он не стал поддерживать ее тайными снадобьями своего предшественника, а продолжал ослаблять кровопусканиями; она впала в летаргию, а он оказался столь несведущ, что ложный этот покой принял за истинное выздоровление».
Как видно, несмотря на весь свой ум и способности, Поль де Гонди не понимал сути событий у себя в стране и за границей. Он не смог окинуть единым взглядом всю Западную Европу, разобраться в бурных политических событиях на континенте. А ведь другие его современники это смогли и все понимали. Ришелье, Оливер Кромвель… И конечно же Джулио Мазарини. Потому он и выиграл в конечном итоге.
Первый министр Франции не остался в долгу. Он создал краткий юмористический антипортрет Гонди: «Он набожный, признательный, умеренных взглядов, добрый, скромный, правдивый, любящий спокойствие государства, которого он добьется с легкостью и выгодой, знающий, как надо вести переговоры с испанцами, враг интриг и много усердствующий для возвеличивания государства и восстановления королевской власти». Находясь в постоянной опасности, кардинал умел отвлечься и посмеяться над противниками.
Итак, парламент, его высокопоставленные и родовитые союзники, с одной стороны, и королевская администрация, с другой, готовились к решительному столкновению. Анне Австрийской не терпелось прекратить диктат парламента. Ситуация казалась невыносимой. В окружении королевы все чаще говорили о необходимости отправить магистратов в ссылку. Парламент предполагалось перевести в Монтаржи, Счетную палату – в Орлеан, Палату косвенных сборов – в Реймс, Большой совет – в Нант. Маршал де ла Мейе и принц Конде выступили с предложением к королевской семье выехать в крепость Арсенал и арестовать мятежных членов парламента. Тем более что к тому времени Конде был сильно разгневан на Гонди, уличившего его в приватном разговоре, что он пособничает Мазарини в его мошеннических делах. При этом Гонди заметил, что подъема горожан бояться не нужно. Аристократ Конде терпеть не мог указаний, плебеев и защищавшего их на людях коадъютора.
