Говоря Василию об “идейных селедках”, отец имел в виду независимых, политически-активных женщин первых лет революции, которые постепенно исчезали в СССР в 30-е годы. Теперь мерой того, что может достигнуть женщина в стране социализма, стали трактористка Паша Ангелина, сборщица свеклы Мария Демченко, сборщица хлопка Мамлакат Нахангова и летчица Валентина Гризодубова»
[456].
Можно ли осуждать вождя за то, что он не любил «селедок», а любил женщин с четкими формами? Можно ли его осуждать за то, что он не любил специально подобранных женой непривлекательных гувернанток? Об их внешности сообщает сама же С. Аллилуева. Его можно понять даже в том случае, если он в действительности не проявил большого восторга по поводу поступления в советский вуз жены, между прочим, не закончившей гимназии. В перспективе он мог получить дипломированную жену при недоучке генсеке. Во многих семьях именно такое «интеллектуальное» неравенство становится причиной раздора. Короче говоря, не только Сталин, но и многие мужчины как в прошлом, так и в настоящем не любили и не любят женщин, демонстрирующих превосходство своего интеллекта. Возможно, эта нелюбовь была унаследована ими еще от праотца Адама, которой был соблазнен Евой, первой вкусившей от древа познания добра и зла и сделавшей тем самым первый роковой шаг, расщепивший сознание на интеллект и чувственную душу? Возможно, с тех пор начался процесс естественного отбора женских особей, поскольку мужчина, напуганный особо проницательным женским интуитивным умом Евы, теперь чаще выбирает себе не самую интеллектуальную, а самую душевную и сексуальную спутницу. Выдающийся ум редко приносит женщине семейное счастье.
Пожалуй, это единственный случай, когда можно позволить себе шутливый тон по отношению к сексуальным предпочтениям вождя.
* * *
У моего отца была любимая присказка: «У них (вождей) любая ложь на правду похожа». В этой фразе «правда» всей Сталинской эпохи. Даже сейчас очень трудно отделить домыслы, клевету и достоверные факты в судебных делах репрессированных Сталиным людей. Безгрешных людей, как известно, нет и быть не может, тем более среди тех, кто властвует. Другое дело, каков характер этих грехов. Троцкий как о достоверном факте писал, что Сталин собирал в своем личном архиве досье с компроматом на каждого крупного партийно-государственного деятеля
[457]. Потом за ним это же повторяли многочисленные исследователи. В современном архиве Сталина я таких дел не видел, и если они не уничтожены после его смерти, то, скорее всего, до сих пор хранятся в недрах архивов спецслужб или в Архиве Президента РФ. Генрих Ягода в бытность свою наркомом внутренних дел действительно собирал материалы на высших партийных деятелей, инициируя вербовку в качестве информаторов прислуги, шоферов, любовниц. С тех пор это стало устойчивой российской традицией. Когда же его самого арестовали, то при обыске нашли сотни порнографических фотографий, десятки кинофильмов такого же содержания — предметы, которые ныне продаются в секс-шопах. Материалы о сексуальных похождениях Яна Рудзутака, Авеля Енукидзе, Льва Карахана до сих пор хранятся в закрытых архивах
[458]. И все же доля истины есть и в том, что Сталин также собирал у себя документы на самых крупных своих врагов. Но делал это после того, как расправлялся с ними. Он явно старался подбирать такую информацию, которая раскрывала бы будущему исследователю, сколь двуличной и гнусной была душонка осужденного врага и сколь нечистоплотен был его моральный облик, чтобы показать, как велико было терпение и великодушие вождя. До сих пор производят неизгладимое впечатление личные письма и прошения на его имя о снисхождении и помиловании приговоренных к смерти большевистских вождей.
Для того чтобы поднять на головокружительную высоту волну репрессий 1937 года, Сталин-«буревестник» начал «раскачивать» ситуацию загодя, с 1934 года. Сейчас не время говорить обо всех обстоятельствах раскачки этой волны, отмечу только, что начал он ее очень энергично.
В мае 1934 года по инициативе Сталина была образована правительственная комиссия для разработки принципиально новых учебников истории СССР. В том же году Сталин лично поручил Берии написать лживую историю о своей дореволюционной деятельности в Закавказье, которая затем была торжественно обнародована летом 1935 года. Но гребень волны «1937 года» начал разбег с убийства С.М. Кирова (1 декабря 1934 г.) и продолжился арестом и осуждением Зиновьева и Каменева (16 декабря 1934 г.), «Кремлевским делом» (январь — июнь 1935 г.), а затем — дискредитацией одного из самых близких сталинских друзей — Авеля Сафроновича Енукидзе (зима — лето 1935 г.). Как раз к этому времени подоспела и книга Берии.
Авель был всего лишь на год-два старше Сосо, они дружили еще со времен работы в революционных организациях Тифлиса и Баку. Авель был крестным отцом Надежды Аллилуевой, то есть по традиционным понятиям почти родственником, и поэтому со Сталиным он всегда был на «ты». В архиве Сталина действительно есть папка с документами Енукидзе, явно препарированная по распоряжению хозяина. В ней содержатся документы, датированные с 1924 года, согласно которым видно, что ряд членов Политбюро: Зиновьев, Каменев, Троцкий, Цурюпа, Молотов и другие неофициально получали значительные суммы денег на отпуска и лечение. Дело в том, что Енукидзе с 1922 и до середины 1935 года занимал должность секретаря Президиума ЦИК СССР и фактически через него проходили основные блага, которые он распределял с санкции Сталина и своего непосредственного начальника М.И. Калинина, а часто и по своему усмотрению. Как секретарь ЦИКа, он по должности подписывал все, в том числе самые подлые законодательные постановления, часто просто продиктованные Сталиным. Так, например, было подписано постановление об «упрощении» судопроизводства, принятого после убийства Кирова, после чего перестали соблюдаться даже формальные процедуры. Я не знаю достоверных случаев, когда бы Енукидзе активно сопротивлялся принятию подобных решений. Но роль неофициального защитника гонимых он выполнял исправно. Советские деятели разных калибров и члены их семей знали, что если нужны средства, теплые должности для близких, путевки, а главное — если требуется замолвить слово за репрессированного родственника, то надо обращаться к Авелю. Знали также, что он, одиноко живущий в своей квартире в Кремле, был большой любитель очень молодых женщин и что можно использовать эту его слабость.
Вторая группа архивных документов содержит переписку Сталина и Енукидзе. Особо доверенных лиц (на то время, пока они оставались таковыми): свою жену, Молотова, Бухарина, Рыкова, Кагановича, Енукидзе и других — Сталин просил писать во время своего отсутствия в Москве или во время их поездок по стране, требуя, чтобы они нелицеприятно сообщали обо всем виденном или слышанном. Среди такого рода писем Авеля Сталину находятся трогательные записки Кобы, заботящегося о здоровье и своевременном отдыхе друга и родственника.
