«Оценка современного положения в советском языкознании».
«Материалистические основы учения Н. Я. Марра о языке».
«Изучение современных живых языков».
«Творческий путь Н. Я. Марра».
«Непреодоленные ошибочные положения Н. Я. Марра».
«Проблемы, требующие уточнения и доработки».
«Значение Марра для дальнейшего развития советского языко знания».
«Научные позиции проф. А. С. Чикобавы».
«Первоочередные задачи советского языкознания».
Лейтмотивом статьи стала одна из первых фраз: «Строить подлинно марксистское языкознание без Марра признаю для нас неприемлемым». Как уже не раз он это делал в своих предыдущих работах, Мещанинов отметил все действительно сильные стороны «нового учения об языке», но не обошел молчанием и слабости. К сильным сторонам отнес анализ языка в тесной связи с материальной культурой и социальной историей человечества, изучение не только грамматических форм языков, но и социальной значимости слов и выражений, то есть семантики. Вторя Марру, Мещанинов пояснял что язык – надстроечное явление и поэтому подчиняется в своем становлении и развитии «материальным условиям базиса и отражает их, а потому выступает в своем грамматическом строе и семантике своего словарного состава первостепенным историческим источником. Н. Я. Марр в своих исследованиях подходит к привлекаемому материалу как историк и с этой точки зрения рассматривает периоды сложения отдельных языков… разных эпох и различных народов.
Он прослеживает действие скрещения отдельных языков, дающее в итоге новое качественное образование, новый язык. Если нация – не расовая и не племенная, а исторически сложившаяся общность людей (здесь Мещанинов в точности цитирует Сталина, не делая отсылки. – Б. И.), то и их язык представляет собою исторически сложившееся целое, без которого немыслима национальная общность. Наличие языков, не скрещенных в своей основе, Н. Я. Марр отрицает. Этому полностью соответствует его же утверждение, что национальные языки и их предшественники не могут являться расовыми… Здесь он выступает как историк, учитывающий историю развития общественных форм». Затем Мещанинов отметил, что появление индоевропейских языков связано не с расщеплением некогда единой расовой семьи, а, наоборот, эта общность возникла («сошлась») на определенной стадии развития человечества, связанной с переворотом в производстве металлов и во всем мировом хозяйстве в целом. Критикуя праязыковую теорию, согласно которой развитие шло линейно от одного праязыка к множеству языков, Мещанинов сослался на данные археологии, утверждавшей, что в древности редкие племена были широко разбросаны по лику земли и потому не могли иметь общий язык. И только в процессе длительного взаимодействия и общения этих групп, в результате которого происходило «согласовывание звуковых символов, значимостей» и «их скрещивание», появляется общий язык. Вне такого взаимодействия, утверждал Мещанинов, не мог возникнуть вообще никакой язык. Отсюда делался вывод: чем больше общих элементов имеют языки между собой и чем большую площадь распространения они охватывают, тем больше оснований утверждать, что эти явления имеют недавнее происхождение как результат «многократно происходивших скрещиваний». В связи с этим Мещанинов процитировал крылатое выражение Марра о том, что языковое «родство – социальное схождение, не родство – социальное расхождение». Поэтому отказ от идеи «праязыка» является началом нового материалистического языкознания, которое теснейшим образом связано с именем Марра. И конечно же, как и Чикобава, академик Мещанинов для подкрепления истинного «марксизма» «нового учения об языке» взывает к тем же авторитетам и к их «методам»: «Следовательно, материалистическое учение Марра о языке не создает какого-либо нового метода, а применяет метод, установленный и развитый учением Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Такова задача, поставленная перед собою самим Н. Я. Марром».
Сталин читал, отмечал и комментировал напечатанное в газете, причем отчетливо видно, что он настроен недружелюбно и предвзято и к Марру, и к автору, его защищавшему:
«Выводы Н. Я. Марра исходят из понимания языка как явления общественного порядка, следовательно, обусловленного сознательно трудовой деятельностью человека. Поэтому отражение реальной действительности в сознании человека кладется в основу исследовательского труда советского языковеда. В связи с этим в резком противоречии буржуазному языковедению становится Н. Я. Марром проблема об отношении языка и мышления. В основу Марром берется высказывание классиков марксизма-ленинизма: “Люди, развивающие свое материальное производство и свое материальное общение, изменяют вместе с действительностью также свое мышление и продукты своего мышления”. “Непосредственная действительность мысли – это язык” (Маркс и Энгельс. Соч. Т. IV, с. 17 и 434)». На текстах цитат из Маркса, дающих, на мой взгляд, серьезные основания и Марру, и Мещанинову рассматривать классика в качестве своего союзника, Сталин начертал знакомую фигуру котла. То был знакомый уже нам знак подготовки очередного сталинского удара на «языкофронте». Вслед за этим Сталин дважды отчеркнул на полях колонку со следующим текстом:
«Данная установка проникает во все работы Н. Я. Марра последнего десятилетия его жизни. По его словам, “отставание лингвиста от суждения от мышления, это – наследие европейской буржуазной лингвистики, как проклятие, тяготеющее над всеми предприятиями и по организации исследовательских и учебных дел, не только по языку. Старое учение об языке правильно отказывалось от мышления, как предмета его компетенции, ибо речь им изучалась без мышления. В нем существовали законы фонетики – звуковых явлений, но не было законов семантики – законов возникновения того или иного смысла, законов осмысления речи и затем частей ее, в том числе слов. Значения слов не получали никакого идеологического обоснования” (“Язык и мышление”, 1931)». Прочитав этот, как всегда, причудливо корявый текст Марра, посвященный его любимым идеям (приоритету законов возникновения смыслов, то есть семантики, перед законами фонетики и грамматики), Сталин не выдержал и с явным удовольствием здесь же, рядом со своими отчеркнутыми на полях линиями, карандашом написал то ли в адрес Мещанинова, то ли в адрес Марра: «Дурак»
[1047]. Скорее всего, в адрес последнего.
Читая Мещанинова, Сталин не столько вникал в его аргументацию, сколько пытался уже здесь полемизировать с аргументацией широко цитируемого автором Марра:
«В работе 1931 года “Языковая политика яфетической теории и удмуртский язык” Н. Я. Марр точно формулирует ведущую установку своих исследований следующими словами: “Материалистический метод яфетической теории – метод диалектического материализма и исторического материализма, то есть тот же марксистский метод, но конкретизированный специальным исследованием на языковом материале и на материалах, связанных с языками явлений не только вообще речевой, но и материальной и социальной культуры”». На полях слева сталинской рукой размашисто написано: «Это декларирование». И здесь он был абсолютно прав, с той лишь поправкой, что вся советская и в особенности гуманитарная наука по воле своего «корифея» изо дня в день занималась такого рода псевдотеоретическими декларациями и профанациями. Но в этих марровских декларациях все же был рациональный смысл – он первым ставил вопрос о системном изучении языка и мышления в связи с данными археологии и социальной истории.
