Язык же, наоборот, связан с производственной деятельностью человека непосредственно, и не только с производственной деятельностью, но и со всякой иной деятельностью человека во всех сферах его работы от производства до базиса, от базиса до надстройки. Поэтому язык отражает изменения в производстве сразу и непосредственно, не дожидаясь изменений в базисе. Поэтому сфера действия языка, охватывающего все области деятельности человека, гораздо шире и разностороннее, чем сфера деятельности надстройки. Более того, она почти безгранична.
Этим, собственно, и объясняется, что язык, собственно его словарный состав, находится в состоянии почти непрерывного изменения. Непрерывный рост промышленности и сельского хозяйства, торговли и транспорта, техники и науки требует от языка пополнения его словаря новыми словами и выражениями, необходимыми для их работы, и язык, непосредственно отражая эти нужды, пополняет свой словарь новыми словами, совершенствует свой грамматический строй.
Итак:
а) марксист не может считать язык надстройкой над базисом;
б) смешивать язык с надстройкой – значит допустить серьезную ошибку»
[1092].
Так был нанесен первый разгромный сталинский удар по передовым позициям яфетической теории Марра.
Второй удар по «новому учению о языке»
На второй вопрос – правилен ли с точки зрения марксизма тезис Н. Я. Марра о том, что язык был всегда и остается классовым, что общего и единого для общества неклассового, общенародного языка не существует, прозвучал не менее категорично: «Ответ. Нет, неверно»
[1093].
Сталин вновь сначала написал от руки карандашом первый вариант ответа, затем его перепечатали в двух экземплярах на машинке, после чего он принялся шлифовать текст. Опуская многочисленные редакционные правки, отметим самое существенное в рукописном и в первом машинописном экземплярах статьи.
Естественно, что в 1950 году Сталин не мог допустить даже мысли о том, чтобы в угоду Марру и его теории пересмотреть одно из фундаментальных марксистских положений о неклассовом характере догосударственного первобытного человечества. Сталин с ходу отмел всякие притязания марристов пересмотреть взгляды Энгельса на сей счет. «Не трудно понять, – писал Сталин, – что в обществе, где нет классов, не может быть и речи о классовом языке. Первобытно-общинный родовой строй не знал классов, следовательно, не могло быть там и классового языка, язык был там общий, единый для всего коллектива». Но даже здесь он не удержался и позволил себе очередной раз ошельмовать марристов, заявив, что они под классом якобы понимают «всякий человеческий коллектив, в том числе и первобытно-общинный коллектив»
[1094]. Напомню: начало истории этого вопроса относится ко времени завершающего этапа в формировании «нового учения о языке», когда Марр, отталкиваясь от хорошо изученных мертвых и живых языков, имевших письменность, через бесписьменные живые языки, археологию и этнографические наблюдения пытался проникнуть в эпохи догосударственные и доклассовые. Вспомним статью Чемоданова, процитировавшего заявление Марра во время «Бакинской дискуссии» 1932 года о том, что у него не хватает термина, чтобы назвать социальные группы, без сомнения, существовавшие уже в первобытном обществе и вырабатывавшие, с точки зрения Марра, свои социальные языки. Дело в том, что Марр через эволюцию языка пытался нащупать фазу перехода от родоплеменной (кровной) организации человеческого общества к социально-групповой и классовой организации. И здесь он вступал в откровенное противоречие не только с марксизмом и в особенности с Ф. Энгельсом, заявлявшим, что в эпоху «первобытного коммунизма» в обществе отсутствовала частная собственность и эксплуатация, а значит, не могло быть и его деления на классы. Если в начале 30-х годов Сталин по этому пункту теории Марра промолчал или просто не обратил на него внимания, то в 1950 году он, уже построивший в СССР «общенародное государство», в котором «социализм победил полностью и окончательно» в качестве первой фазы бесклассового коммунистического общества, подобных вольностей допустить не мог и по отношению к «первобытному коммунизму».
«Что касается дальнейшего развития от языков родовых к языкам племенным, от языков племенных к языкам народностей и от языков народностей к языкам национальным, то везде, на всех этапах развития язык как средство общения людей в обществе был общим и единым для общества, равно обслуживающим членов общества независимо от социального положения.
Я имею здесь в виду не империи рабского и средневекового периодов, скажем, империю Кира и Александра Великого или империю Цезаря и Карла Великого, которые не имели своей экономической базы и представляли временные и непрочные военно-административные объединения. Эти империи не только не имели, но и не могли иметь единого для империи и понятного для всех членов империи языка. Они представляли конгломерат племен и народностей, живших своей жизнью и имевших свои языки»
[1095].
Никаких особых доказательств того, что везде и всегда все национальные языки развивались исключительно по восходящей линии, от родовых и племенных языков, конечно же, не приводилось. Вновь тот же прием «доказательства» через терминологическую монотонность – в самом конце первого абзаца Сталин пять раз повторил однокоренные слова: «общий», «общество». Знаменательна ссылка на языки мировых империй древности. Сталин любил читать исторические сочинения и с начала 30-х годов ознакомился с трудами нескольких десятков античных, западноевропейских, российских и советских историков. Тем непонятнее его утверждение о том, что, например, империя Цезаря была непрочной и не имела своей экономической базы. Но дело даже не в этом. Разве после завоеваний Александра Великого греческий язык и греческая культура, как язык и культура завоевателей, не стали господствующими на значительной части эллинизированной ойкумены? И почему, собственно, нельзя говорить о том, что мидийский, греческий, латинский, франкский языки или средневековая латынь использовались как общеимперские языки народов-завоевателей и их верхами? Известный французский историк и современник Сталина Марк Блок писал в своем не менее известном сочинении «Феодальное общество» о государстве франков: «Как бы ни различались языком, обычаями и нравами нижние слои населения, управляла ими одна и та же аристократия и одно и то же духовенство, благодаря чему и могло существовать огромное государство Каролингов, раскинувшееся от Эльбы до океана»
[1096]. Как известно, правящая аристократия пользовалась франкским языком, а духовенство разных регионов использовало латынь. На варваризованных вариантах латыни говорило и большинство населения Каролингской державы. А разве в Испанской, Португальской, Британской или Французской колониальных империях Нового времени не было общеимперского языка, который наряду с военной и экономической мощью «титульной нации» поддерживал ее господство? Сталин в своих ранних работах сам говорил нечто подобное, когда рассуждал об Австро-Венгерской или Российской империях.
