Он предусмотрительно выждал шесть или семь дней в своем лагере – дал своим людям возможность отдохнуть и успел за это время отправить депеши назад, в Вера-Крус, и получить оттуда ответные сообщения, что в поселении все спокойно. Эта пауза также способствовала тому, что детальные рассказы о его победах разошлись по округе, причем, без сомнения, в приукрашенном виде. Лагерь Кортеса стоял всего в шести лигах от Тлашкалы, и в конце концов угроза уничтожения города снова привела всех вождей в его лагерь. Они касались земли ладонями, целовали землю, и в то время как жрецы возжигали копаль, умоляли его войти в город в знак дружбы. На следующий день, 23 сентября, Кортес снял лагерь. Когда его армия в правильном порядке подошла к городу, ее встретила огромная процессия вождей и жрецов, прибывших непосредственно после жертвоприношения, «кровь запеклась в их длинных волосах и капала из их ушей».
Войдя в Тлашкалу, Кортес получил не только город с населением, по его оценке, в тридцать тысяч человек, но и целое государство с территорией «около девяноста лиг в окружности», поскольку город этот являлся столицей образования, которое политически можно определить как республику. Сам город, как пишет Кортес, был «больше Гранады и значительно сильнее укреплен», он лежал в углублении между холмов; некоторые из его храмов были вынесены на окрестные возвышенности. Он был наводнен людьми, собравшимися из всех близлежащих местностей, чтобы увидеть теуле. Их предводители предлагали заложников в качестве гарантии дружбы. Они также предложили пять девственниц, каждая из которых была дочерью вождя, для скрепления союза. Но они не согласны были повергнуть наземь своих идолов или прекратить жертвоприношения.
Тлашкаланцы просят о мире
Оставаясь в Тлашкале, Кортес собрал огромное количество информации о столице мешикской империи и о самих мешиках. Тлашкаланцы смогли назвать ему количество дамб и подъемных мостов на подъездах к городу и даже глубину воды в озере. Более того, они оценили силу только мешикских армий Моктесумы в сто пятьдесят тысяч человек, а они должны были знать силу этих армий, поскольку более ста лет вели войну с кулуанской конфедерацией. Обычным сборным пунктом для военных действий служил расположенный по соседству город Чолула, и, когда тлашкаланцы услышали, что вожди Моктесумы советуют Кортесу двигаться туда, они предупредили его, что эти люди ведут себя как предатели; что у Моктесумы в лагере, примерно в двух лигах от города, находится большое количество воинов; что ведущая в город королевская дорога блокирована и сооружена новая, с ямами и заостренными кольями для уничтожения лошадей; и что сами улицы города забаррикадированы, а на плоских крышах домов сложены грудами камни для использования в качестве метательных снарядов. Едва ли стоит удивляться, что Кортес оставался в Тлашкале около трех недель.
За это время он укрепил свое положение. Как только тлашкаланцы убедились, что испанцы представляют для них единственную надежду избавиться наконец от власти Мехико, Кортес получил поддержку этого, действительно могущественного союзника, многие годы поддерживавшего достойную уважения независимость. Позади него, до самой его базы на побережье, лежала теперь только дружественная территория.
Все его люди это хорошо знали. Но они также прислушивались к рассказам о могуществе Моктесумы. Они видели клетки и пропитанных жертвенной кровью жрецов, знали, какая их ожидает судьба, если их сумеют захватить врасплох и взять в плен живыми. Они уже сражались с индейцами и не питали иллюзий относительно исхода войны в том случае, если тлашкаланцы окажутся предателями или если их покинут другие союзники. До сих пор все описания сражений приписывают одержанные в них победы Богу и силе испанского оружия. Это естественно; однако по настроению и тону рассказов этих людей, силой и коварством проложивших себе дорогу от побережья, ясно, что без поддержки семпоальских союзников они уже были бы уничтожены. Многим испанцам этого было достаточно, они хотели только возвращения в Вера-Крус, где можно было построить судно и послать на Кубу за дополнительными силами. Эти люди утверждали, и весьма разумно, что их слишком мало для встречи лицом к лицу с основными силами армий Моктесумы.
Что чувствовал в это время Кортес, какие у него были сомнения, мы не знаем, поскольку он никогда не раскрывал своих чувств. И у нас имеется только путаный пересказ тех аргументов, с помощью которых он убедил своих людей идти с ним дальше, на Мехико. Эти речи производят впечатление абсолютной уверенности, и интересно, что и теперь и после он всегда вводил своих людей в курс дела и никогда не предпринимал серьезного шага, способного привести к сражению, без их добровольной поддержки. Это лидерство по всеобщему согласию, имеющее корни как в испанской истории, так и в полной приключений пограничной атмосфере Нового Света, является одной из наиболее выдающихся черт Кортеса. К счастью для него, он обладал преимуществом очень убедительного и хорошо подвешенного языка.
В очередной раз пристыдив своих людей и убедив их следовать за ним, Кортес вновь встал перед выбором дальнейшего пути. Мехико лежал к западу. Следует ли ему выбрать прямую дорогу, или лучше идти через Чолулу, как советовали посланцы Моктесумы? Тлашкаланцы мрачно предупреждали Кортеса, что Чолула – ловушка, что Моктесуме не следует доверять и что его войска будут ждать там в засаде, чтобы уничтожить испанцев. Медля и колеблясь в выборе, Кортес принял еще одно посольство Моктесумы – четырех вождей с дарами, золотыми украшениями ценностью в 2000 песо, и предупреждением о том, что тлашкаланцы ждут только возможности убить и ограбить испанцев. Предупреждение это было настолько очевидной попыткой вбить клин между ним и его новыми союзниками, что Кортес проигнорировал его.
В этот момент он решил послать к Моктесуме собственное посольство, и Педро де Альварадо и Бернардино Васкес де Тапиа даже успели выступить в столицу, причем четверо вождей остались заложниками их безопасного возвращения, однако потом Кортес передумал и вернул послов. Вернулись и посланники, которых он отправлял в Чолулу, вернулись с четырьмя мелкими вождями, заявившими, что их касики не могут лично прибыть для принятия клятвы верности, как делали другие касики окрестных городов, из-за болезни. Предлог был явно надуманным, и Кортес здесь оказался в том же положении, в каком прежде был по отношению к тлашкаланцам. Он не мог позволить себе потерять лицо и поэтому послал четверых семпоальцев с ультиматумом: если касики не явятся в течение трех дней, он будет считать жителей Чолулы бунтовщиками. Полученный им ответ гласил, что они не осмеливаются прибыть, так как тлашкаланцы их враги, но если Кортес оставит Тлашкалу и сам придет к ним, его ждет хороший прием. Это объяснение не лишено было смысла, и Кортес, отправившись в Чолулу при поддержке около ста тысяч тлашкаланцев (это оценка Кортеса, Тапиа говорит про сорок тысяч), сумел, хотя и с некоторым трудом, уговорить большинство из них вернуться в свой город. Происходило это примерно в пяти милях от Чолулы; было уже поздно, и испанцы встали на ночь лагерем в сухом русле реки.
