Кивнув снова, ответила:
– Да… мы спорили… я попыталась убежать… генерал… он хотел остановить… тогда я ударила его…
– Ударили его сиятельство? – удивленно перебил адъютант, и его глаза округлились.
Я слабо улыбнулась:
– Не сильно… подсвечником по голове…
Ганс потеребил губу и понимающе кивнул:
– Тогда ясно, почему его сиятельство лежал без сознания, когда мы вас нашли. Он сам снял очки?
– Не помню. – Я вздохнула и наморщила лоб. – Кажется, нет… не сам… так вышло. Ремешок лопнул и…
Голова закружилась, вспомнилась резкая боль, разрывающая на части. Я прижала ладонь к глазам и всхлипнула. Ганс наклонился и погладил меня по волосам.
– Успокойтесь, госпожа. Все хорошо. Скажите, не чувствуете ли вы странного привкуса во рту?
– Чувствую, – призналась я. – Мятный…
– Хм… вы уверены? Может быть, металлический?
– Нет-нет.
– И нет ощущения, что песок на зубах скрипит?
– Ничего такого.
– Тогда попробуйте пошевелить пальцами.
Я послушно отняла ладонь от лица и пошевелила.
– Так, хорошо. Сожмите в кулак. – Я повторила. – Теперь согните ноги в коленях… Высуньте язык… смелее, смелее! Так. Улыбнитесь… Отлично! – Ганс откинулся на стуле и поскреб в затылке. – Вижу, все суставы и мышцы в норме.
– Я не каменею? – спросила с надеждой.
Ганс развел руками:
– Как видите, нет. И ничего подобного не предвидится. И это… это поразительно!
Я поежилась, привычно тронула кулон и вскрикнула – он показался мне обжигающе горячим. Опустив взгляд, увидела лунное мерцание, а когда отняла руку, от пальцев почувствовала слабый мятный аромат. Как странно!
Ганс ничего не заметил, только задумчиво дергал ленту, вплетенную в косичку, на лице было серьезное выражение.
– Это странно, фрау, – подытожил он. – То, что на вас не подействовала сила василиска, может значить только одно: проклятие снято.
– А это так? – осторожно уточнила я и поднялась на подушках.
Слабость отступала, мышцы постепенно наливались силой, и перед глазами больше ничего не плыло.
– Не знаю, – покачал головой Ганс. – Все в этом замке в курсе, что проклятие может снять лишь та, кто полюбит его сиятельство всем сердцем. Но вы ведь не любите его?
– Я? Нет! – Сдув со лба лезущие в глаза волосы, я свесила ноги с постели. – Еще чего! Просто я… пожалела его, наверное.
– Пожалели? – Ганс слегка приподнял брови.
Я вздохнула и принялась смущенно разглаживать оборки.
– Пожалуй, да. Там, в комнате с портретами…
– Вы видели его родителей?
– Видела. Мать… и отца. – При воспоминании о разрезанном ножом портрете стало не по себе. – Поэтому его сиятельство запрещает входить в эту комнату, Ганс? Чтобы никто не узнал, как он любит свою покойную мать и ненавидит отца?
– Его сиятельство не привык проявлять слабость, – пояснил адъютант. – И на войне, и при королевском дворе никого не волнует, насколько серьезны твои раны. Покажешь уязвимость – порвут на клочки.
– А картины? – вспомнила я. – Пейзажи, наброски… это тоже принадлежало его матери? Или брату?
– Ему самому, – печально улыбнулся Ганс. – Еще будучи лейтенантом в кадетском корпусе его величества, его сиятельство обнаружил в себе склонность к изобразительному искусству. Проходя службу в Альтарской империи, он выучился живописи у лучших мастеров. После принятия титула у его сиятельства оставалось все меньше времени на искусство, да и проклятие выдерживать с каждым годом все труднее. А после того как окаменела третья герцогиня Мейердорфская, Гретхен, его сиятельство окончательно отказался от прошлого и запер его под замок, чтобы никто не видел, каким он когда-то был и каким больше никогда не станет.
От этих слов по коже снова пополз холодок. Я зябко передернула плечами.
– Как глупо… просто глупо заживо хоронить себя. Ненавидеть всех вокруг за ошибки прошлого. И если я не умерла, если проклятие снято… возможно…
– Это может достоверно подтвердить только его сиятельство, – перебил адъютант. – Но герцог не желает никого видеть. Придя в себя, он сразу заперся в покоях.
– Что за ребячество, – закатила глаза я.
– Ох, фрау, – вздохнул Ганс. – Его сиятельство очень убивался, когда понял, что волей случая едва не убил и вас. Я знаю его достаточно, чтобы гарантировать это.
– Тогда мы должны проверить, снято ли проклятие. – Я вскочила на ноги и подалась к дверям. – Немедленно. Сказать ему, что я жива.
– Но ваше здоровье… – попытался остановить меня Ганс, поднимаясь со стула.
Я отмахнулась:
– Со мной все в порядке. Недаром любезная мачеха говорила, что вместо того чтобы зачахнуть, я цвету, как пион. Что, если все ошибались? Что, если есть и другие условия для снятия проклятия? Вашему герцогу не нужно будет больше таиться и хоронить собственное прошлое, и никто из девушек не умрет. Идемте же, Ганс. – Я потянула его за рукав. – Идемте.
Я выбежала из комнаты, адъютант за мной.
Было немного не по себе. Как отреагирует генерал, когда увидит меня, живую и невредимую? Почему проклятие не подействовало? Я вспомнила, как что-то лопнуло в тот момент, когда василиск поглядел смертоносным взглядом, и снова рассеянно тронула кулон. Он больше не обжигал, но был теплым и приятным на ощупь. Жюли сказала, что это память о моих родителях. Возможно, в нем кроется какая-то тайна? Или дело в моем иномирном происхождении? Все это только предстояло выяснить, а пока мы шли по коридорам, пульс колотился в такт шагам, и я не думала, что скажу генералу, когда увижу его, а думала о девушках, которые навсегда застыли каменными изваяниями. А еще о том, что едва не стала одной из них.
Мы еще не дошли до дверей, как с улицы донеслись выстрелы. Ганс остановился столбом, а потом рванул к лестнице.
– Куда? – ахнула я.
– Возвращайтесь в комнату, – вместо ответа крикнул адъютант. – Это может быть опасно.
– Вот уж нет.
Я подобрала платье и бросилась следом. За первым выстрелом прозвучал второй, потом послышался звон разбитых бутылок и свист.
Мы пронеслись мимо часовых, и Ганс погрозил одному из них кулаком, прошипев на бегу:
– Куда смотрел, морда? Почему его сиятельство упустил?
– Приказал, вашбродие! – промычал часовой. – Застрелить грозился!
– Я тебя самого застрелю, сукин ты сын! – в запальчивости пообещал адъютант, схватился было за пистолет, но передумал и, взяв меня под локоть, вытащил в сад.
Снова выстрел и звон бутылки. Потом во все горло, невпопад, песня:
