Глава 4
Доктор Геннадий Федорович Рычагов в это время был по горло занят работой и думать не думал, что в его доме Тамара и Сергей занимаются любовью. Нет, не то, чтобы это предположение происходило из области фантастики, — раньше ему приходилось об этом задумываться, — но, убедившись, что все его подозрения беспочвенны, он больше не возвращался к этому вопросу. Сегодня же он думал только о делах.
Рычагов приехал на службу довольно поздно, в такое время утренний обход уже заканчивался. Но так уж было заведено в больнице, что, если даже Рычагов нарушал распорядок, ему и слова не говорили. Тут ценили его талант и понимали, в случае чего, за Геннадия Федоровича есть кому заступиться, его пациентами были многие влиятельные люди.
О том, что караван с немецкой гуманитарной помощью — три микроавтобуса (два, оборудованных под «Скорую помощь», и один пассажирский) и несколько грузовиков — приехал в Клин, было видно из окна его кабинета. Машины стояли во внутреннем дворике, сами же гости пока отсыпались в гостинице и должны были приехать где-то через час.
Обычно Рычагов очень внимательно просматривал список оборудования и медикаментов, доставленных по линии гуманитарной помощи, теперь же он делал это рассеянно. Он уже решил для себя собственное будущее и ни в коей мере не связывал его с этой больницей, знал: спокойно работать здесь не сможет. Пока его терпения еще хватало на то, чтобы прятать большие деньги, но и так на него многие смотрели косо, понимая, что загородный дом, новая, а не подержанная машина куплены не за зарплату.
И хоть сегодня он еще чувствовал себя в безопасности, знал, вечно так продолжаться не будет, всегда найдется завистник, считающий, что сможет заменить его.
Вот тогда и начнется. Припомнят ему и вылеченных бандитов, и исчезнувшие медикаменты. Вселяла надежду предварительная договоренность с немцами, к которым он ездил полтора месяца тому назад. Тогда в дружеском беседе доктор Рычагов намекнул на то, что у него есть деньги для открытия клиники на Западе.
Сперва это было воспринято как шутка, посмеялись, и Рычагову пришлось задействовать все свое знание немецкого языка, чтобы убедить своих партнеров поверить ему. Пообещали помочь, разведать, слава Богу, попались люди сведущие в российских делах, поэтому никто и не стал задавать главного вопроса, который непременно прозвучал бы на Западе: откуда у скромного заведующего отделением появилось несколько миллионов долларов, достаточных для начала собственного дела?
Наиболее серьезно отнесся к предложению — тоже медик по образованию и призванию — Клаус Фишер, служивший когда-то в вооруженных силах ГДР в военном госпитале. После объединения Германии Фишер на некоторое время остался не у дел, но потом нашел для себя золотую жилу — гуманитарный фонд, благо, знакомых в России у него хватало. Денег больших у него не водилось, но жизнь он себе и своей семье обеспечил вполне приличную, да и социальный статус свой поднял.
Если другие, говорившие с русским хирургом, отделывались дежурными обещаниями, что, мол, поможем, наведем справки, Клаус Фишер после застолья сам вызвался подвезти Геннадия Рычагова на такси в гостиницу.
Они проговорили полночи, обговаривая детали будущего проекта. Сам Фишер в прошлом тоже был неплохим хирургом и хотел возобновить практику, не хватало у него для этого лишь денег. Рычагов справедливо рассудил, что толковый помощник ему не помешает, и согласился вести дела совместно. На том и расстались.
Клаус Фишер обещал через месяц пригнать караван с гуманитарной помощью в Клин и слово свое сдержал. Три новенькие машины, две из которых должны были остаться в распоряжении больницы, стояли во внутреннем дворике, скрашивая серую убогость здания.
«Да, конечно, аппарат искусственная почка — это великое дело, — думал Рычагов, скользя взглядом по принтерной распечатке, — но только без меня он здесь проработает недолго. К нему нужны классные специалисты, не только техники, но и врачи. Хотя, может быть…» — ему и в самом деле, хотелось верить, что больница будет действовать не хуже, чем при нем.
— Геннадий Федорович, — медсестра говорила из-за двери, зная, что Рычагов не любит, когда к нему заглядывают, не получив разрешения.
— Да-да, я знаю, обход… — он надел белый колпак, низкий, с тесемками на затылке, застегнул костяные пуговицы халата и, набросив себе на шею стетоскоп, вышел в коридор.
Его уже поджидали студенты, приехавшие на практику. Обход он совершал быстро. Новых больных за эту ночь не прибыло, а старые случаи ему были известны на память. Даже не заглядывая в медицинские карты, он давал советы, а затем, выйдя в коридор, говорил студентам уже не замаскированную, а полную правду о состоянии больных.
Он помрачнел, оказавшись в палате, где убили Резаного. Ему казалось, он вновь видит окровавленные простыни, кровавую лужу возле батареи и распахнутое окно, через которое выскочил Рафик Магомедов.
Он только успел закончить осмотр, когда его нагнала одна из санитарок:
— Геннадий Федорович, немцы из гостиницы приехали, вас ищут.
— Так в чем дело, веди их.
— Директор думал.., в торжественной обстановке… будет лучше..!
— Они к кому приехали, — ледяным тоном поинтересовался Рычагов, — к нему или ко мне?
Санитарка растерялась.
— Как лучше…
И Рычагов подобрел:
— Пусть, если хочет, встречается с ними в торжественной обстановке, а моим гостям, — он сделал ударение на слово «моим», — передайте, я у себя в кабинете.
— Хорошо.
Несмотря на всю свою независимость, Геннадий Федорович такого раньше себе не позволял. На встречу с немцами приехало и городское начальство, и даже пара чиновников из министерства здравоохранения.
«Зря я, наверное, так, — подумал Рычагов, — но слово вылетело — не поймаешь».
Он наблюдал за церемонией передачи оборудования, медикаментов и автомашин из окна своего кабинета, не подходя к нему близко, через планки жалюзи. Любопытные больные тоже высыпали во двор, жались под козырьки здания, курили, пряча сигареты в кулак. Две новенькие «Скорые помощи» сделали круг по двору под аплодисменты присутствующих, третья же машина должна была отвезти завтра гостей обратно в Германию.
Всех из германской делегации Рычагов знал в лицо, но встретиться ему хотелось с одним только Клаусом Фишером. Высокий, под метр девяносто, с яркой рыжей шевелюрой, Клаус стоял неподалеку от директора больницы и взглядом пытался отыскать среди группы людей в белых халатах, представлявших больницу, Рычагова.
Директор, выступая, немного нервничал и то и дело посматривал на окна кабинета Геннадия Федоровича, ;не понимая, почему тот, организовав доставку помощи, не желает участвовать в церемонии. Наконец Клаус догадался поднять голову, и тогда Рычагов, просунув ладонь между планками жалюзи, помахал ему. Тот тут же кивнул, незаметно сделал пару шагов назад и боком вдоль стены, налево и направо бросая «энтшульдиген зи мир битте», пробрался к черному входу.
