– Тири сказала, чтобы мы убирались к демонам.
– Даже так? – еще больше удивился я. – Хорошо, пойдем посмотрим, что там за мексиканские страсти образовались.
– Какие страсти? – тут же напрягся любознательный дикий.
– Есть такая страна, жители которой сначала делают, а лишь потом думают.
В ответ декурион разведчиков фыркнул:
– Так у нас таких полон лагерь, особенно новички.
– Это немного другое, – отмахнулся я, направляясь к домику Тири.
Хаоситка все же сумела облагородить запущенное Леком помещение, превратив его в эдакий кукольный домик. Хотя учитывая то, что в этот домик сейчас забрался какой-то мужик, кукольным он уже не казался.
– Тири, – жестко позвал я, стукнув кулаком в закрытую дверь.
Ответом мне была тишина.
– Тири, я сейчас выбью эту дверь, и разговор у нас пойдет совсем в другом тоне. – Открывай.
Похоже, мой архиятр поверила в реальность угрозы и отодвинула засов. Хрупкая хаоситка попыталась выскользнуть наружу, но я без особых церемоний вдавил ее внутрь домика и осмотрелся.
Да уж, картина маслом. На уютной девичьей кровати сидел какой-то бомж в черной и изрядно потрепанной хламиде. На героя-любовника он никак не тянул, потому что был стар, уродлив и изможден.
– И как это понимать? – спросил я у притихшей лекарки, одновременно закрывая дверь прямо перед носом любопытного Кота.
– У меня не было другого выхода, – горячо заговорила она. – Это один из наших. Он бы не выжил в городе. Чудотворцы почти настигли его, когда я увидела, как Орад прячется за мусорными коробами на базаре…
– Стоп, – остановил я пулеметную очередь отрывистых слов. – Он что, хаосит?
– Да, – кивнула девочка, и синхронно с нею дернул головой нежданный гость. – Он нам нужен. Бабушка почти ничему не успела меня научить, а Орад сделает меня мастером хаоса, и тогда я смогу помочь вам не только зельями и слабыми знаками.
В чем-то Тири была права, но ее действия это не оправдывало.
– Пусть будет так, но в твоем доме он жить не будет. Кот!
Разведчик тут же появился из-за двери как чертик из табакерки.
– Звал, вождь?
– Забирай этого замухрышку. Отмой его в бане, и пусть Турбо выделит чистую одежку. Затем посели в казарму с остальными разведчиками, – распорядился я и тут же добавил на всякий случай: – Да, еще, он нужен мне целым и невредимым. Так что присмотри, чтобы парни его не слишком помяли.
– Не помнут, – криво ухмыльнулся дикий.
– И пугать его тоже не надо, – правильно прочитал я ухмылку декуриона, которая тут же увяла. – Имей в виду, он мастер хаоса, так что, когда придет в себя и отъестся, сам сможет запугать кого угодно.
Ну, это я наверняка загнул – будь этот бомж мастером, вряд ли дошел бы до такой жизни. Хотя девочке нужно учиться, а на безрыбье, как известно, чего только не жрут.
Выдворив незваного гостя из домика, я занялся своевольной девчонкой:
– Теперь ты. Я не могу тебя просто выгнать, и ты это знаешь. Но это не значит, что можно творить все, что вздумается. Зачем я посылал тебя в город?
– Забрать из трактира девочек для обслуживания зала, – тихо пискнула Тири.
– И?
Ответом на этот вопрос стал совсем уж неразборчивый писк.
– Раз уж на тебя надежды нет, из лагеря больше ни ногой.
– Но… – попробовала возмутиться Тири.
– Помолчи, – жестко оборвал ее я. В таких случаях приходится пользоваться кое-какими не совсем честными приемами. – Запрет пока на десять дней. Дальше просмотрим, но ты должна понимать, что без последствий твои поступки не останутся. Сегодня я накажу всю охрану лагеря и тех, кто провожал тебя к городу и обратно.
– Но я сама…
– Помолчи. Так как телесные наказания у нас запрещены, я их просто оштрафую.
Теперь посмотрим на реакцию девочки. Мне было важно понять не только то, настолько она отзывчива, но и насколько умна.
– Ведь это значит, что их семьи получат меньше еды, – сделала правильный вывод Тири.
– И кто в этом виноват?
– Я, – засопела она, и вот это сопение мне как раз не понравилось.
– Не привыкай говорить не то, о чем думаешь, – со вздохом сказал я, понимая, что передо мной все же, по сути, ребенок. – Если привыкнешь, ложь будет слетать с твоего языка слишком легко. Ложь – это то, что приносит сиюминутное облегчение, но всегда влечет за собой трудности в будущем. Уверен, бабушка говорила тебе то же самое.
Тири грустно кивнула:
– Она говорила, что соврать – это как съесть чернильную ягоду из чужого лукошка. Сладость быстро пройдет, но потом долго нельзя будет открывать рот, потому что все увидят испачканный язык.
– Все правильно. От себя хочу добавить, что прожить жизнь, ни разу не соврав, невозможно. Но при этом ты должна понимать, зачем врешь и какие будут последствия. А теперь скажи: ты считаешь, что такое наказание несправедливо?
– Да, – вздохнула Тири и прямо посмотрела мне в глаза. – Ведь виновата только я.
– Не совсем так, но ты стала основной причиной проступка, поэтому обойдешь всех охранников и сама узнаешь, кого и насколько я оштрафую. А затем из своих доходов возместишь их потери. Но сделаешь это утром. А сейчас иди к нашему префекту и проси его сходить в город и доделать за тебя твою работу. – Все понятно?
– Да, – еще раз обреченно вздохнула Тири и направилась к выходу из домика.
– Тири, – позвал я уже взявшуюся за дверную ручку девчушку.
– Что?
– Если бы с тобой что-то случилось, Снежный Медведь наказал бы охранников. Я честно не знаю, обошлось бы без убийств или нет.
– Он мог. – Хрупкие плечи Тири буквально передернуло от озноба. – Он такой страшный.
– Да? – искренне удивился я. – А Утес, значит, не страшный?
– Нет, – улыбнулась Тири, отчего ее лицо опять зажглось, словно новогодняя гирлянда. – Он добрый и немножко смешной.
Повеселевшая Тири выпорхнула из домика, а я поневоле вспомнил, как ревущий во всю глотку Утес голыми руками оторвал голову тальгийскому пехотинцу. К тому времени он был забрызган чужой кровью по самую макушку.
Да уж, смешной…
Покрасневшее, словно бессильно выгоревшее, солнце нырнуло в море, и лагерь начали окутывать сумерки. И все же они были бессильны перед десятками ярких факелов, освещавших расположение легиона. Наступил решающий вечер – вечер, так сказать, премьеры.
Все приглашения были разосланы загодя, и осталось только ждать. Сомнений в том, что гости явятся все, как один, у меня не было, потому что нет в мире слаще слова, чем «халява».
