– Как я сюда попал?
– А ты как думаешь? – спросила Эмма. – Он тебя принес.
– Кто?
– Он! – Она отодвинулась, и Майкл увидел стража, стоящего возле наковальни. На страже был тяжелый кожаный фартук и толстые кожаные перчатки. Его косматая бородища была подвязана шнурком. В одной руке он держал клещи, в другой – молот. В щипцах был зажат золотой браслет, пульсирующий алым жаром, а страж снова и снова обрушивал на него свой молоток. При этом он тихонько напевал. В первый момент Майкл так поразился, что только глазами захлопал. Он увидел, как страж поднял щипцами дымящийся браслет и опустил его, громко зашипевший, в ведро с водой.
Майкл с трудом поднялся на ноги.
– Он принес меня сюда? Он?!
– Ну да. Когда я увидела, что он тебя тащит, то сначала подумала, будто он вырвался и убил тебя или покалечил, но – эй, ты чего? В чем дело?
Заметив свою сумку, валяющуюся на полу, Майкл схватил ее и вытряхнул содержимое. Фотоаппарат, ручки и карандаши, дневник, компас, перочинный ножик, наполовину выпотрошенная пачка жвачки, значок короля Робби – все это градом высыпалось на пол, включая Летопись со стилосом, аккуратно закрепленном на своем месте. Майкл опешил. Как же так? Он потерял сознание в зале, после этого страж каким-то образом сумел освободиться. Но вместо того чтобы сбежать, прихватив с собой Летопись, он положил ее в сумку Майкла, а самого Майкла вместе с книгой принес в кузницу. И вот теперь как ни в чем не бывало чинит браслет. Что за бред! Этого не может быть.
Если только…
Майкл поднял Летопись, перевернул.
Возможно ли?
– Выходит, подействовало, – сказала Эмма.
– А?
– Этот страж, когда принес тебя сюда, он уже не был психом. Наоборот, стал как новенький! И очень даже милый. Так что твой план сработал.
– Да, – раздался голос. – Он исцелил меня.
Рядом с ними стоял страж. Он успел снять кожаный фартук и перчатки, но его щеки и лоб блестели от пота и были перепачканы сажей. Можно сказать, что вид у него был еще более дьявольский, чем раньше. Если бы не глаза. Заглянув в них, Майкл отчего-то вспомнил глаза доктора Пима. Пусть в них не было и следа всегдашней веселости старого волшебника, зато из их глубины смотрели те же доброта, мудрость и долголетие. И Майкл почувствовал, как улетучивается его страх.
– Ты гадаешь, как я освободился? – сказал страж. – Когда ты потерял сознание, то свалился прямо на меня. И я вытащил нож у тебя из-за пояса.
– Ага, ладно… Но… почему…
– Почему я не сбежал с Летописью? Я же сказал, ты меня исцелил. Я вновь стал тем, кем был. – Он присел на корточки перед Майклом и повысил голос, чтобы перекричать шум битвы: – Призываю всех в свидетели, что я поклялся служить тебе каждым своим дыханием, всеми силами и самой жизнью. Я клянусь, и только смерть освободит меня от этой клятвы.
Эмма прошептала:
– Ух ты!
– Ты вернул меня к жизни, – сказал страж. – Ты – Хранитель.
А Майкл, опустошенный и надломленный, смог только покачать головой. Не то чтобы он не верил в свое предназначение Хранителя, он просто не хотел в это верить.
Страж протянул ему золотой браслет.
– Он готов. И заклятие наложено.
Майкл взял браслет. Металл, такой твердый и теплый в его ладони, придал ему силы. Он провел большим пальцем по тому месту, где когда-то нож рассек золото. Теперь здесь остался лишь едва заметный, выпуклый шрам.
«Хорошо, – сказал себе Майкл. – Не надо думать о Летописи. Не надо думать обо всем, что случилось. Думай об этом. Думай о том, что нужно сделать теперь».
С тем же успехом можно было бы призывать раненого не думать об отверстии, зияющем в его груди.
И все-таки Майкл заставил себя спросить:
– Где принцесса?
– Здесь.
Виламена вошла в кузницу. Глаза у нее были красные, как будто она плакала, и Майкл только теперь вспомнил, что принцессы не было здесь, когда он очнулся. Но он не стал спрашивать, что она делала. На это не было времени.
– Браслет готов.
Эльфийская принцесса протянула руку.
– Как и я.
Габриэль сражался на вершине стены, когда чудовищный рев, донесшийся со двора, заставил его обернуться. Он мгновенно узнал этот звук, он знал, кто его издал, но сказал себе, что это невозможно. Затем мимо него пронесся какой-то золотой вихрь, и Габриэль, запрокинув голову, увидел, как последние лучи заходящего солнца сверкают на чешуйчатой шкуре дракона. Мертвая тишина воцарилась в крепости, нападающие и обороняющиеся прекратили сражаться, глядя в небеса.
Затем по лестнице, ведущей со двора, прогремели быстрые шаги, и Майкл с Эммой, оба запыхавшиеся и раскрасневшиеся, бросились к Габриэлю.
– Габриэль! – завопила Эмма. – Видал? Это мы сделали! Видал, скажи?
Она указывала на небо, но Габриэль в оцепенении смотрел на детей.
– Вы это сделали?
– Ну, вообще-то это все Майкл. Но я помогала разводить огонь.
Майкл, стоящий рядом с сестрой, почувствовал устремленный на него взгляд Габриэля и понял его тревогу. Габриэль не знал ни об исцелении стража, ни о том, что Майкл, надев браслет на руку принцессы, стал новым хозяином дракона.
– Все нормально. Она на нашей стороне.
Майкл надеялся, что его слова прозвучали уверенно. На самом деле превращение принцессы его потрясло. Одно дело – знать, что кто-то сейчас превратится в дракона, и совсем другое – своими глазами увидеть это превращение.
Майкл надевал браслет на запястье Виламены, размышляя (совершенно непроизвольно) об идеальной, сказочной нежности ее кожи, когда его пальцы вдруг наткнулись на слегка шершавый участок. Удивившись, Майкл опустил глаза и увидел, как золотые чешуйки расцветают на молочной коже принцессы; словно завороженный, он смотрел, как ее ногти становятся длинными и толстыми, как когти, и едва успел почувствовать первый укол сомнения, подумав, не поторопились ли они с этой затеей, когда глухой змеиный голос прошипел: «Отойди, кролик!» – и Майкл, задрав голову, увидел, что голубые глаза Виламены налились кровью. Страж вытолкал их с Эммой во двор, а в следующую секунду деревянные стены кузницы разлетелись во все стороны, и золотой дракон, во всей своей грозной красе, вырвался наружу.
Теперь Виламена парила в нескольких сотнях футов над крепостью, и Майкл смотрел на нее, размышляя, что ему делать дальше и как будет работать их волшебная связь, когда эльфийская принцесса вдруг обратилась к нему. Нет, ее голос не прозвучал в голове у Майкла, ничего подобного! Это было больше похоже на ощущение: она была здесь, рядом, ему не о чем беспокоиться, она знает, что делать.
Впервые с того момента, как Эмма привела его в чувство ведром холодной воды, Майкл почувствовал себя немного лучше.
