– Вы обещали уехать.
– Считайте, что я говорю с вами из Шереметьево, – рассмеялся мужчина. – После такого кошмара я проведу на море минимум месяц. Но хочу услышать ответ.
– Вот номер моего телефона. – Тина уронила на стол карточку и поднялась. – Звоните.
– Увидимся, – пообещал Платон Миронович.
И девушка поздравила себя с появлением первого по-настоящему «жирного» клиента.
Самый популярный среди челов бар Тайного Города Тина любила гораздо больше, чем его завсегдатаев. Если бы не их мелочные склоки, вечные пересуды, сплетни и ссоры, она появлялась бы в «Кружке» гораздо чаще. А особенно девушке нравилось то, что табачный дым отпугивал от заведения нелюдей, его не терпящих, а в их отсутствие челы чувствовали себя гораздо увереннее.
Табачным дымом, бензином, кожей и пылью исхоженных дорог пахнул мамин брат – самый обыкновенный чел, бродяга и искатель приключений, у которого для маленькой племянницы всегда находились незатейливые гостинцы и куча чудесных историй. А историй дядя знал невероятное количество, поскольку обладал удивительной способностью влипать в них… но при этом выходить сухим из воды. Подражая ему, девочка даже пробовала курить, но будучи классической полукровкой, пережила этот опыт хуже друзей и с тех пор к табаку не прикасалась. Появление дяди всегда было для Тины праздником, и, видимо, благодаря знакомым запахам она с такой теплотой относилась к «Кружке».
Входя в бар, девушка всегда на несколько мгновений останавливалась в дверях и чуть прикрывала глаза, вызывая в памяти волшебные воспоминания детства. Вот и сейчас она распахнула дверь, привычно притормозила на «дядюшкину секундочку» и сквозь флер табачного дыма окинула взглядом грубоватую мебель и ковбойскую бутафорию на стенах. Кнуты, револьверы, седла, широкополые шляпы – все, что навевало романтические мысли о лихих ковбоях Дикого Запада, отважных индейцах и прекрасных блондинках, обещающих много интересного за спасение от неминуемой гибели…
Но за порогом Тину поджидала удручающая реальность: сидящие за столиками маги, волшебницы и наемники, требующие внимания и осторожности. В отличие от киношных ковбоев, которым могли бы принадлежать развешенные по стенам шляпы, местная публика не любила шумные дуэли, зато обожала бить в спину. Как, например, Эльза и Хилка, две средней руки ведьмы, которые едва не лишили ее роскошной шевелюры, насовав в волосы «зудящих колтунов».
За любимым столиком Тины сорили деньгами Гена по кличке Шахматист, специализировавшийся на спортивных состязаниях, и Эдик Трамблер, успешно совмещавший работу автоюриста и волшебника, компанию им составляли две легкомысленные девицы, кажется, даже не ведьмы. К Эдику и Гене Тина не имела обоснованных претензий, но недолюбливала за раздутое самомнение.
Увы, прекраснодушные челы и тонкие собеседники в «Кружке для неудачника» встречались нечасто, но при умелом подходе бар превращался в кладезь полезной информации. Натянуть улыбку, покрутиться между столиками, угостить парочку сплетников, кое с кем пококетничать, потереться у стойки – и за один вечер у тебя в кармане вся текущая информация Тайного Города. Не замыслы темного князя, разумеется, но чем живет дно и средний класс, почувствовать можно.
Тина поболталась у столика наемников – там шумно резались в карты, и разговоры, к сожалению, крутились исключительно вокруг игры, без труда отделалась от навязчивой галантности Силантия Сиракузовича, посетила уборную, а вернувшись, уныло уселась на высокий табурет. Сегодня в «Кружке» оказалось совсем мало посетителей, плотность сплетен не дотягивала до нужного уровня, и от осознания того, что в баре придется провести еще несколько часов, Тине стало грустно.
– Кофе.
– Неприятности?
Жизнерадостный, как все ко́нцы, Харций изобразил сочувствие и понимание. Сосланный в человский бар за излишнюю настойчивость в отношении подданной Зеленого Дома, он искренне полагал, что знает о неприятностях все. Его ядовито-малиновая жилетка и выглядывавшая из-под нее канареечная рубаха так контрастировали с нарочито скорбным выражением лица, что Тина невольно улыбнулась. Симулировать человскую скорбь у этого представителя неунывающей семейки не слишком получалось, но старания заслуживали щедрых чаевых.
– Хорошая попытка, Харций, – честно сказала девушка.
– Я в самом деле проникнут сочувствием, дорогуша.
– И тонким психологизмом?
– И им тоже.
– Ах! Люблю я тебя, Харций.
– Зайка, – проникновенно произнес бармен, поставил перед Тиной чашку кофе и одним пальчиком подвинул по гладкой барной стойке по направлению к девушке.
Здорово было бы уткнуться сейчас в его теплое канареечное плечо и для начала всласть поплакать, а потом… Ко́нцы заслуженно считались лучшими любовниками Тайного Города, и «потом» могло быть только великолепным и никак иначе.
– Силантий только что предложил мне найти мужика, – улыбнулась Тина. – Неужели он говорил о тебе?
– Силантий Сиракузович – наш завсегдатай, прекрасный специалист по поиску вторых половин, но не мой агент. – Харций весело подмигнул девушке. – Я договариваюсь без посредников.
«А может, плюнуть на дела, дождаться, когда Харций сменится, и уехать с ним?»
– Договариваешься о чем? – улыбнулась Тина.
– Обо всем.
Ко́нец подвинул ей сложенную треугольником салфетку и отошел к другому посетителю.
«Интересно…»
Девушка развернула бумажку и тут же сложила ее вновь, поскольку записка оказалась на удивление лаконичной:
«Такси у входа».
Глава 2
Московская Обитель, штаб-квартира семьи Эрли
Москва, Царицынский парк, за полвека до описываемых событий
Ночью в Царицыно выпал первый снег и еще не растаял, уцепился за холодную осеннюю землю и замер, словно надеясь долежать до зимы. За стрельчатыми окнами тихо кружили опоздавшие снежинки, в мокрых ветвях деревьев играл солнечный свет, делая резкими жухлые листья, из последних сил державшиеся на ветках. А срывающиеся с карниза комья то и дело шлепали по оконным откосам.
Но это – снаружи.
А внутри, в сводчатом холле второго этажа, брат Висцерус собрал молодых коллег, только что закончивших утренний обход.
Брат Висцерус – старый, но невероятно шустрый, суетливый в движениях эрлиец – имел множество заслуг и достоинств перед Московской обителью и Тайным Городом. Он врачевал едва ли не дольше любого из ныне здравствующих братьев, и при попытке подсчитать стаж его практики сбивался даже настоятель Обители, отец Динамус. Брат Висцерус был опытным доктором широкого профиля, однако хирургия никогда не входила в число его любимиц. На старости лет Висцерус получил звание брата-наставника, с энтузиазмом передавал опыт молодым коллегам, но перед входом в хирургическое крыло был особенно придирчив, многословен, нетерпим к вопросам и по десять раз заставлял всех повторять одни и те же прописные истины.
