Слушая пламенные речи Фиделя о том, как их освободительный отряд отправится на Тростниковый остров, Эрнесто воображал себе самые разные картины. Вот они рассекают волны Карибского моря на маленьком маневренном катере, на носу которого гордо стоит Фидель; вот они, собранные и сосредоточенные, на юрких моторках организованно высаживаются на берег, где их с распростертыми объятиями встречают местные жители…
Реальность не походила ни на одну из этих картин.
Во-первых, всех без исключения измучила жуткая теснота – в легкую исследовательскую яхту, рассчитанную на десять человек, набилось восемьдесят два бойца с оружием и припасами. Сидеть приходилось так плотно друг к другу, что невозможно было ни пошевелиться, ни вдохнуть полной грудью. Во-вторых, плавание изрядно затянулось – судно часто сбивалось с курса; однажды ночью за борт упал штурман, и на его поиски ушло несколько часов. В-третьих, тех немногих, кого поначалу не одолела морская болезнь, в итоге подкосил начавшийся шторм с сильным дождем. Вдобавок ко всему три дня назад в корабле началась течь; насос для откачки воды не работал, и в лихорадочных попытках остановить осадку судна паникующие бойцы выбросили за борт все ящики с консервами. Поэтому последние два дня рацион бойцов составляли лишь подгнившие апельсины.
Их высадка тоже никак не походила на гордое прибытие освободительных войск. Скорее это было похоже на банальное кораблекрушение: сильно перегруженное, потрепанное и перекосившееся суденышко почти не слушалось руля, сильный ветер и своевольные волны стремительно несли его к берегу, совсем не туда, где планировал высадить свой отряд Фидель, и испуганные пассажиры уже не чаяли живыми сойти на сушу.
Эрнесто страдал наравне со всеми. Правда, причиной его мучений были вовсе не морская болезнь или теснота; эффект загадочного зелья, купленного на рынке Сонора у старой колдуньи, как она и предупреждала, выветрился через несколько дней.
Вернувшись из Мехико, прекрасно чувствовавший себя Эрнесто наконец-то без страха навестил свою семью, обнял дочь, крепко поцеловал жену, взял свой потертый медицинский саквояж – и отправился прямиком в порт, где уже ждала его готовая к отплытию яхта.
Первые пару дней он чувствовал себя замечательно, но потом все началось заново – головокружения, слабость, озноб, тошнота и скручивающая все нутро боль. Ему было настолько плохо, что он даже не мог прощупать себе пульс! Наученный горьким опытом, Эрнесто уже знал, что не за горами приступы беспричинной ярости, во время которых он будет бросаться на своих же соратников.
И потому, осунувшийся и истощенный, он сидел, обнимая ружье, и уныло смотрел прямо перед собой, не думая ни о том, что так занимавшая его последние месяцы цель, поставленная братьями Рус, уже совсем близка, ни о том, что ждет их в совсем недалеком будущем после высадки на чужом берегу.
Зато Эрнесто много думал о том, что же с ним происходит, и безуспешно пытался поставить себе диагноз. Даже начал склоняться к порфирии – редкой разновидность болезни крови, о которой он когда-то давно читал в одном из медицинских учебников. Правда, болезнь эта почти всегда передавалась по наследству, но уж очень многие симптомы совпадали: упадок сил, побледнение кожи, слабость и головокружение, резкие перепады настроения и, главное, необычная чувствительность к свету, из-за чего в средние века больных порфирией принимали за вампиров и убивали.
Настойчиво всплывающую мысль о том, что он на самом деле стал вампиром, Эрнесто старательно игнорировал. Он был дипломированным врачом и абсолютно точно знал, что вампиров не существует.
* * *
Лас-Колорадас, провинция, Орьенте,
Тростниковый остров, 2 декабря 1956 года
Песчаный берег был гол, каменист и не особенно приветлив, но это не имело никакого значения – измученные бойцы уже не чаяли ступить на сушу.
Правда, единственная шлюпка при попытке спустить ее на воду перевернулась и затонула – в который раз сказывалось отсутствие профессиональных моряков в команде. Потому до берега пришлось добираться вброд, по грудь в воде, держа оружие и немногочисленные боеприпасы высоко над головой.
Добравшись до суши, участники экспедиции без сил падали на песок. Эрнесто, в какой-то момент решивший, что так никогда и не выберется из толщи воды, даже не сразу понял, что ее давление внезапно исчезло; просто в один момент подогнулись колени, и он тоже рухнул – но не в воду, а на твердую землю, жадно глотая воздух.
Сквозь непрекращающийся шум в ушах он услышал какой-то гул и сначала решил, что его настигает очередной приступ. Однако гул приближался, становился громче и сильнее.
С трудом приподняв голову, Эрнесто осмотрелся – и увидел множество черных точек высоко в небе. На первый взгляд они походили на большую стаю птиц. Только вот птицы летают клином, а не выстраиваются в аккуратный ромб. И не оставляют за собой белые дымные полосы.
– Корабли! – испуганно выкрикнул кто-то справа от него. Эрнесто заторможенно перевел взгляд на море – и вдох замер у него на губах. На горизонте растянулась длинная цепочка пока еще плохо различимых, но уже вполне узнаваемых силуэтов военных кораблей. В том, куда именно они направляются, не было никаких сомнений; словно стая акул, почуявшая кровь, они спешили к месту высадки отряда Фиделя.
Вдобавок ко всему со стороны суши, откуда-то из глубины джунглей тоже доносился мерный рокот. И опять Эрнесто не сразу понял, что же это за смутно знакомый звук. А когда понял, его вновь продрал озноб – это были танки. Десятки и десятки танков.
Позже историки подсчитают, что диктатор Сальдивар стянул к месту высадки отряда Фиделя просто невероятное количество сил – так, словно готовился встречать не восемьдесят с небольшим вооруженных ружьями измученных человек, а настоящую армию. К берегу устремились пятнадцать судов береговой охраны, десять военных кораблей, семьдесят восемь истребителей, несколько десятков танков и около тридцати пяти тысяч вооруженных солдат. На фоне такого соотношения сил даже знаменитый спартанский царь Леонид, оборонявший узкое ущелье, завистливо кусал бы губы.
Но все эти факты историки подсчитывали много позже. А в тот момент Эрнесто с жестокой ясностью понял, что их окружили со всех сторон и что им вряд ли удастся уйти с этого берега живыми. Однако мысль о неизбежной смерти отчего-то не вызвала у него никакого страха. У Эрнесто кружилась голова от голода, его тело, замерзшее в холодной воде, била крупная дрожь, и все вокруг померкло, потускнело, отгородилось от мира серой пеленой. Стало казаться нереальным, растворялось…
Первые автоматные очереди, жестко прошившие песок вдоль кромки воды, раскололи эту серую стену отрешенности вдребезги.
Нахлынул всеобъемлющий, первобытный страх, хотелось зарыться в мокрый песок и оказаться как можно дальше от всего этого ужаса.
– Отступаем! – голос Фиделя хлестнул кнутом, заставил подняться на ноги. – Отступаем!
Подстегнутые автоматными очередями, усталые бойцы отряда подхватили оружие и рюкзаки и ринулись к зарослям джунглей вдоль берега. Эрнесто подхватил докторский саквояж и ящик с патронами и бросился вслед за остальными.
