Это была кровь, и человеческая часть Эрнесто содрогнулась от отвращения.
Но новая, незнакомая ему ранее часть, наконец-то почувствовавшая близкое освобождение, ликовала, ощущая себя как никогда живой.
* * *
Сьерра-Маэстра, Тростниковый остров,
13 декабря 1956 года
Эрнесто нашел братьев Рус с остатками отряда пару дней спустя, в крошечной безымянной горной деревушке, надежно спрятанной среди ущелий.
Появлению Эрнесто они искренне обрадовались.
– О, друзья, это же наш «Слышь»
[20] вернулся! – с широкой улыбкой воскликнул Фидель, подшучивая над словом-паразитом, которое Эрнесто постоянно использовал в речи.
– Эрнесто, амиго, мы думали, ты умер! – подхватил Модесто.
– Нет, всего лишь потратил одну из своих семи жизней, – отшутился Эрнесто.
Окружившие Эрнесто со всех сторон бойцы хлопали его по плечам, улыбались и искренне радовались возвращению товарища, которого все они давно считали погибшим.
– Ты только посмотри, каким ловкачом оказался наш аргентинец! Раненый, а обвел вокруг пальца кучу каскитос! – сыпалось на него со всех сторон. – У него не только семь жизней, но еще и нюх, видимо, кошачий – ведь он отыскал нас в этой глуши…
Парни и прежде неплохо к нему относились; Эрнесто искренне разделял их идеи, к тому же он был врачом – как ни крути, очень полезным человеком в экспедиции, и все же… Для них, выходцев с Тростникового острова, аргентинец всегда оставался немного чужаком.
Но не сегодня, не сейчас. Сейчас он стал своим. По-настоящему своим. И это было чертовски приятно.
Куда менее приятным было положение почти наголову разгромленного отряда. Солдаты Сальдивара, несмотря на тщетность своих предыдущих попыток, продолжали искать остатки повстанцев, без устали прочесывая бесконечные ущелья Сьерра-Маэстры. У выживших почти не осталось ни боеприпасов, ни провизии, и они могли полагаться лишь на поддержку местных крестьян. Те были бы рады разделить с ними свой ужин, да вот только у них самих ничего из съестного не водилось. Но по крайней мере они охотно укрывали незадачливых повстанцев в своих домах.
Любого другого такое положение дел раздавило бы – но не Фиделя. Казалось, этому неунывающему бородачу не знакомы минуты слабости и сомнений. Вечерами, сидя у костров и куря сигары – иного способа избавиться от тучами кружащих вокруг назойливых москитов не было, – Эрнесто вместе со всеми слушал, как Фидель убежденно, с непоколебимой уверенностью говорил:
– Да, Сальдивар нанес нам поражение. Но это была лишь одна проигранная битва, а не вся война. Мы продолжим сражаться и победим. Обязательно победим!
Ему верили. И его солдаты, и Эрнесто.
И никто даже не задумывался о том, как это нелепо – рассчитывать выиграть войну против диктатора с его огромной армией, имея в наличии всего лишь два десятка человек.
* * *
Воспоминания о том, что случилось с ним на той поляне в джунглях, Эрнесто гнал прочь. Он старался не думать, как именно убил троих солдат – и какой невероятно вкусной была их кровь, которую он, словно дикарь, словно каннибал или языческий жрец, пил прямо из горла. Как эта кровь наполняла все его существо звенящей энергией и силой, каким живым он чувствовал себя после этого. Старался не думать о том, кем – или чем – это делает его.
С равным упорством Эрнесто старался игнорировать тот факт, что с тех пор, как он напился крови вражеских солдат, мир вокруг него изменился. Нет, он не превратился в серый, холодный и полный расплывчатых теней, каким становился всякий раз перед тем, как Эрнесто совершал что-то невозможное. Но и привычным мир тоже быть перестал, он наполнился ранее неразличимыми оттенками красок, запахов и звуков. А самое главное – у Эрнесто словно появились новые органы чувств; он ощущал приближение людей задолго до того, как они оказывались рядом, ощущал всем своим существом… Слышал, как с тихим шумом бежит по их жилам кровь, как стучит их сердце, как бьется пульс в горле. Именно благодаря этим своим новым способностям, а не по воле слепого случая, как думали все остальные, он смог так быстро воссоединиться со своими товарищами.
Несколько дней Эрнесто надеялся, что это наваждение пройдет само собой. Но мир не спешил становиться таким, как прежде.
Остатки отряда не рисковали подолгу задерживаться на одном месте и вскоре покинули гостеприимную деревушку, углубившись в джунгли Сьерра-Маэстры. Долгими ночами, сидя в лесу у костра, повстанцы дымили толстыми ароматными сигарами и строили дерзкие планы, мечтали о сражениях и о победе и чувствовали себя в эти мгновения по-настоящему счастливыми: они выжили, и впереди их ждало пусть пока и немного неопределенное, но, несомненно, великое будущее.
Эрнесто тоже дымил сигарой – он научился их курить, чтобы отгонять назойливых москитов, и у него кружилась голова – то ли от крепкого табака, то ли от дерзости планов, один отчаяннее другого.
Но скорее всего голова кружилась потому, что к Эрнесто вновь возвращались уже знакомые ему неприятные симптомы: слабость, головокружение, неконтролируемая дрожь, резь в глазах от света – и беспричинная ярость. На днях он уже сорвался из-за пустяка на тихого Мигеля, нахамил громкоголосому Камило и едва не сцепился с Модесто.
Продолжать рисковать и дальше было опасно: Эрнесто понимал, что он не в силах контролировать себя и что в любой момент он может банально вцепиться в горло одному из своих товарищей.
Впрочем, теперь он знал, что может принести ему облегчение.
Его человеческая часть восставала против таких мыслей всем своим существом, но другая, новая его половина, наоборот, не могла дождаться, когда же он наконец приступит к действиям.
* * *
Арройо-де-Инфьерно, Тростниковый остров,
22 января 1957 года
Лежа в колючих кустах, Эрнесто тщательно изучал армейский пост. Шестеро каскитос, как и доложили разведчики. Все вооружены, но при этом довольно расслаблены – поиски повстанцев продолжалась вот уже третью неделю, поэтому напряжение и внимание первых дней значительно ослабли.
К тому же они совсем не ожидали, что загнанная дичь решится пойти в атаку на своих охотников.
– Ты уверен? – добрый десяток раз переспрашивал Фидель, прежде чем позволить ему в одиночку пойти на самоубийственное по всем меркам задание. – Может, все-таки возьмешь с собой хотя бы нескольких ребят?
– Я уверен, – каждый раз твердо отвечал Эрнесто. Ему вовсе не улыбалось, чтобы его товарищи узнали, что и как он собирается делать.
Человеческая часть Эрнесто по-прежнему ужасалась от мыслей о новоприобретенной потребности пить кровь. На что другая его часть совершенно логично возражала, что это теперь для него не выбор, а совершенно определенная необходимость. И в итоге Эрнесто нашел компромисс – уж если он и должен убивать, чтобы справляться со своим недугом, то следует делать это с пользой для дела и для товарищей. А именно – пить кровь врагов.
