— Есть другие варианты получения выкупа? — спросил Данила.
— Остается работодатель. Зря я, что ли, на фирму двадцать пять лет ишачил?
Стальные ворота открылись. Во двор вкатил «Лендровер» Сармини. Сабах сам сидел за рулем. Он посигналил, сгоняя с насиженных мест группку пленных арабов, после чего загнал машину в освободившуюся тень у самой стены. Прихватив с собой раскладной походный стульчик, он направился прямиком к французу. Поддернул брюки и сел напротив, саквояж поставил рядом. Смотрел слегка насмешливо сквозь поблескивающие стекла очков.
— Они согласились за меня заплатить? — не выдержал француз.
— Есть плохая новость. Ваша фирма отказалась от вас. Никто не любит расставаться с деньгами.
— И это после того, что я для них сделал? — Инженер стал впадать в прострацию.
— Но есть и хорошая, — рассмеялся Сабах. — Ваш страховщик согласен заплатить за вас. Как только к нам поступят деньги, вы будете свободны.
— Страховщик? — не понял француз.
Сармини доходчиво объяснил ему интерес страховщика к тому, чтобы сохранить своему клиенту жизнь. Инженер буквально залучился от счастья.
— Я бы до такого не додумался. Жена отказалась, дети, работодатель. А тут вдруг — страховщик. Вы финансовый гений.
— Поздравляю, — ухмыльнулся Сабах. — Приятно слышать в свой адрес комплименты. — Сказав это, он повернулся к русским: — А вот с вами возникли проблемы. Телеканал, на который вы работаете, отказывается за вас платить. Причем не просто отказывается.
Данила и журналистка нервно жались друг к другу.
— До владельца я еще не дошел, но генеральный продюсер послал меня прямым текстом. Это плохо, очень плохо. Примерно такая же ситуация с вашим британским продюсером. Вот только англичане словесно оформили все более культурно, но с тем же результатом — иди, мол, подальше. Кто еще может за вас заплатить два миллиона? Напрягите память, это в ваших интересах.
— Два миллиона? — изумился Данила.
— Журналисты дорогой товар. Особенно если они одновременно и шпионы.
— Мы не стоим таких денег, — нервно проговорил Ключников. — Никто за нас столько не заплатит. Еще двести, триста тысяч — это реальная цифра.
— Вы недооцениваете себя, — губы Сармини кривились. — Напрягайте память.
— За нас не станут платить такие огромные деньги. Уменьшите выкуп, — попросила Камилла. — Намного уменьшите.
— Не продавать же мне вас в рабство бедуинам, — не теряя оптимизма, произнес Сармини. — Так работать — это работать себе в убыток. Я упрощу задачу. Среди ваших знакомых есть такие, кто располагает миллионами? Скажем, ваш знакомый, с которым вы связывались по скайпу этой ночью? Он человек не бедный. Я учился в Москве и знаю, сколько может стоить квартира-сталинка, где спальня размером с небольшой спортзал. Его, кажется, зовут Виктор Павлович, и он далеко не последний человек в России, даже депутат парламента.
— Из него вы денег не выбьете, — убежденно произнес Данила.
— Мы бьем только тех, из кого можно что-то выбить. Остальных или не трогаем, или убиваем, — взгляд Сармини стал жестким. — У него есть такие деньги?
— Есть, но…
— Не надо меня недооценивать, — Сабах достал из саквояжа планшетник. — Диктуйте никнейм его скайпа, номер мобильника. Я попробую.
Данила продиктовал. Камилла морщила лоб, потом все же решилась спросить:
— Насчет фетвы, разрешающей насиловать немусульманок, это правда?
— Видите, вы не теряете надежды отсюда выбраться, раз в вас проснулась профессиональная журналистка. Насчет фетвы — чистая правда.
— И как это соотносится с законами шариата?
— Зря вы так насмешливо говорите о законах шариата. Они значительно справедливее тех законов, по которым живете вы. Ваши правители могут сто раз переписывать и конституцию, и законы под себя. А в мусульманском мире даже абсолютный монарх не может изменить в законах шариата ни единого слова. Они священны, их дал Аллах через своего пророка Мухаммеда. Я доходчиво вам объяснил?
Странно, но на этот пассаж Камилла не нашлась, что возразить.
Планшетник Сабах уже не прятал в саквояже. Сармини пошел вдоль сидевших на земле пленников, сверяя лица со своей виртуальной картотекой.
Камилла тяжело вздохнула:
— У нас нет шансов выпутаться из этой истории.
— Шанс всегда есть.
— Но не у нас. Зря мы оговорили себя. Нас это не спасет. Признайся, ты сделал это ради меня? Я не хочу услышать — «да».
— Наши ночные признания не были напрасными. Я оттягиваю время. Единственное, что может нас спасти, — это побег.
— Но как?
— Надо думать.
Сармини тем временем был занят странным на первый взгляд делом. Он выводил в центр двора людей. Ставил их двумя группками. Всего вывел пять человек. Среди них выделялся антиохийский священник в пыльных черных одеяниях. Он стоял, щурился на еще низкое солнце и беззвучно шевелил губами, скорее всего, молился.
— Всем прекратить разговоры и слушать! — крикнул Сармини, рядом с ним уже появились вооруженные автоматами боевики. — Перед вами пример того, какой может быть ваша дальнейшая судьба, — обращался он ко всем пленникам сразу. — Вы все — наши враги, и за это должны расплатиться с нами, — теми, кто воюет за освобождение Сирии. Одни из вас поняли это, раскаялись, сотрудничают с нами, их родные и друзья находят деньги для выкупа. За этих двоих уже заплатили, — Сабах показал на священника и стоящего рядом с ним бедуина. — Они сегодня же выйдут на свободу. А эти трое не сумели или не захотели найти деньги, — он указал на трех арабов, стоявших с опущенными головами. — И они сейчас будут казнены. Выбирайте свою судьбу.
Двое боевиков схватили старика-араба, потащили его и поставили лицом к стене. Затем отошли и вскинули стволы. Грохотнули короткие очереди. Пули врезались в стену, сбивая штукатурку. Старик дернулся и упал на пыльную землю. Боевики потащили на казнь следующего несчастного. Пленники, сидевшие у стены, притихли. Каждый из них думал о своей судьбе.
И тут оставшийся стоять в одиночестве молодой араб побежал. Даниле с Камиллой сперва показалось, что это просто от отчаяния и безысходности. Куда убежишь с окруженного высокой каменной стеной двора? Но юноша, за которого не нашлось, кому заплатить, знал на что рассчитывал. Шансов спастись у него было немного, но это были реальные шансы. С разбегу он запрыгнул на капот стоявшего в тени стены «Лендровера». Еще прыжок — и он очутился на крыше машины. Проворный юноша оттолкнулся ногой от пулемета и вскарабкался на стену. Всего метра четыре теперь отделяли его от криво нависавшей бетонной плиты разбомбленного завода. Высота такая, что сорвешься — разобьешься насмерть. И все же он, не раздумывая, прыгнул. Ему улыбнулось счастье, одной рукой он уцепился за выступавшую из треснутого бетона арматуру. Уцепился и повис.
