Другим бойцам повстанческого отряда явно было не по душе то, что затеял командир, но никому из них не хотелось попадать под его горячую руку.
— Какой у тебя номер? — спросил Диб бедуина, стоявшего первым.
— Первый, — с дрожью в голосе выговорил мужчина с темным, почти коричневым лицом.
— Не угадал, — Хусейн усмехался, глаза его хищно блестели.
— Первый, — повторил пленник.
И тут Хусейн вкрадчиво произнес:
— Шестой, — после чего резко вскинул руку с пистолетом и выстрелил несчастному в лоб.
Голова лопнула, как спелый арбуз. Заднюю часть черепа вынесло выстрелом. Кровавое месиво плеснуло на шершавую бетонную стену. А сам человек, уже мертвый, упал на пыльную землю. Хусейн стоял и смотрел, как дым медленно стекает из ствола его пистолета.
— Считать научись, — наконец вскинул он голову и перевел взгляд на замершего араба в перепачканной краской строительной робе. — А ты считать умеешь?
Строитель так трясся, что не смог выдавить из себя и слова.
— Может, и ты шестой, а? — прищурился Диб.
— В-в-в-в-торой, — вымолвил непослушными губами строитель.
— Не слышу… — Голос главаря вновь стал вкрадчивым.
— Седьмой, — справился с собой араб.
— Ответ правильный, — ствол пистолета еще несколько раз качнулся перед лицом строителя.
Хусейн принялся считать дальше:
— Третий, четвертый, пятый…
Шестому он пустил пулю в лоб даже без предупреждения и тут же повел свой страшный отсчет дальше. Люди, стоявшие вдоль стены, лихорадочно отсчитывали свое место, боясь стать двадцать четвертыми, тридцатыми, тридцать шестыми… Сделать это, оставаясь в шеренге, было непросто. Каждый новый подсчет обычно выдавал новый номер.
— Семнадцатый, — произнес Хусейн, глядя в глаза российскому журналисту, и улыбнулся. — А вот ей не повезло, — кивнул он на молодую женщину. — Восемнадцатая. Ну, что я могу с этим поделать? Таковы правила моей считалки.
Ствол пистолета уперся красавице в лоб. Женщина закрыла глаза, боялась пошевелиться.
— Стой! — внезапно сказал журналист.
Хусейн недоуменно посмотрел на него:
— В чем дело?
— Я хочу поменяться с ней местами, — твердо сказал он.
Диб округлил глаза:
— Хочешь стать восемнадцатым? Хочешь умереть?
— Камилла, — журналист властно взял свою коллегу за плечи и поменялся с ней местами.
— Данила, не делай этого, — сказал женщина, но не смогла найти в себе силы, чтобы вернуться под ствол пистолета.
— Можешь стрелять, — сказал журналист Хусейну, глядя в черный провал отверстия ствола.
Диб покачал головой:
— Может, вас вместе пристрелить? Теперь и ты, и она восемнадцатые.
Данила выдержал насмешливый взгляд.
— Стреляй.
Еще неизвестно, чем бы окончилась считалка обкуренного командира, если бы не послышался автомобильный сигнал из-за высоких металлических ворот. Хусейн опустил пистолет, но прятать его не стал. Охранники развели створки. На плац выехал древний колониальный «Лендровер». На крыше на багажной площадке был установлен крупнокалиберный пулемет.
Машина заложила на плацу круг и замерла возле командира.
— А, — недовольно произнес Хусейн. — Сабах приехал.
С заднего сиденья выбрался поджарый молодой араб, разительно отличающийся внешностью и манерами от Диба. В руке он держал увесистый саквояж. Сабах Сармини официально являлся заместителем Диба. При желании наверняка мог бы стать и командиром отряда. Ведь мозгов у него было куда больше, чем у Хусейна. Но сообразительность подсказывала ему, что практически все командиры плохо и быстро заканчивают земную жизнь. Все зло, сотворенное отрядом, персонифицируется в них. А вот заместители остаются как бы в стороне и нередко переживают своих командиров. Выглядел он почти по-европейски. Стильная стрижка, идеальный пробор, светлый деловой костюм, дорогие английские туфли. На глазах поблескивали узкие очки в золотой оправе. Когда человек с такой внешностью умеет говорить на нескольких европейских языках, это никого не удивляет.
Сабах быстро оценил обстановку. Два трупа. Безумные глаза Диба. Пистолет, направленный на двух новых пленников-журналистов. Прилюдных скандалов Сабах не любил. Тем более он старался их избегать на глазах у подчиненных. Хотя у него и имелось сильное желание врезать своему командиру по роже, все же он предпочел поступить по-другому. Просто забрал у него пистолет.
— Пошли, Хусейн, срочный разговор есть. — Сабах взял Диба за руку и повел за собой к зданию бывшего полицейского управления.
Тот не сопротивлялся, лишь, обернувшись, напомнил Камилле:
— Мы с тобой еще встретимся, восемнадцатая.
Командир со своим заместителем исчезли в здании. Бойцы без видимых эмоций потащили трупы к грузовику, бросили их в кузов.
— Кровь со стены смыть, а на земле засыпать песком! — распорядился один из бойцов, ни к кому конкретно не обращаясь, знал, что пленники, пробывшие здесь не один день, уже самоорганизовались и повторять ему не придется.
Обессиленная Камилла опустилась на землю.
— Ты с ума сошел, — сказала она своему товарищу, когда тот устроился рядом.
— Почему?
— Ты хотел умереть? Но это же лотерея. Чем я лучше тебя?
— Ты сама отвечаешь за меня, а потом задаешь новые вопросы. Для тележурналиста такое недопустимо. Я тебе говорил, что хотел умереть?
— Но ты же сам…
— Помолчи, — Данила приложил палец к губам женщины. — Я делал все, чтобы мы с тобой остались в живых.
— Поменявшись со мной местами?
— Именно, — вяло улыбнулся Данила. — Этот тип настолько самоуверен, что никогда не станет делать то, о чем его просят, он никогда не воспользуется советом, даже если он дельный. Я на этом и играл. А что мне оставалось? Я ему сказал: «Стреляй», и у него в голове переклинило.
— Не думаю, что сработал твой безумный метод.
— Мы с тобой живы, — напомнил Данила.
— Это случайность. Что они с нами собираются делать? Зачем им журналисты?
— Сделать они могут все, что угодно. Пока мы здесь, мы целиком в их власти.
— Не хочу, не хочу, не хочу… — как заведенная, стала повторять Камилла и застучала кулаком по пыльной земле.
Данила подложил на место удара свою ладонь и поймал кулак.
— Если не хочешь здесь оставаться, нужно подумать о побеге, — убежденно сказал он.
— Это возможно?
— Нужно только очень захотеть.
Женщина доверчиво прижалась к мужчине. Он слышал, как часто бьется ее сердце. Он смотрел вокруг, думая о том, что убежать отсюда практически невозможно, вот разве какая-нибудь случайность подвернется. Еще он подумал, что за них повстанцы практически еще и не брались — руки не дошли.
