Этого зрелища Ассаф не смог вынести, он сжал кулаки.
— Я пожалуюсь вашему командиру — Хусейну Дибу.
— Жалуйся, — разрешил бородач.
— Может, он и не вернет мне деньги, но у вас их точно отберет, — в запале обрисовал очень вероятную комбинацию Ассаф.
Сказал и тут же прикусил язык, потому как понял, что попал в точку. Бородач сверкнул глазами, принципы Хусейна он знал не понаслышке. Диб наверняка заберет деньги — все, до последнего доллара.
— Зря ты так, — произнес бородач, передергивая затвор автомата.
Грянул выстрел. Пуля вошла точно в лоб водителю, хоть бородач особо и не целился. Мертвое тело упало на землю. Дырочка во лбу была совсем маленькой, словно шмель сел на Ассафа. Зато заднюю часть черепа снесло, в пыль густо потекла кровь.
— Дядя, что ты натворил? — юноша застыл с поднесенным ко рту куском сочной дыни.
— А ты что хотел, чтобы он на нас Хусейну пожаловался? Или с деньгами его собирался отпустить? — оскалился бородач. — Скажешь кому, не посмотрю, что ты мой племянник. Ясно?
— Ясно, — промямлил юноша, только начинавший постигать мастерство боевика. — А с трупом что делать станем?
— В кабину посадим. Грузовик к тростникам отгоним и подожжем, — привычно, как о чем-то обыденном, сказал бородач. Вот только диван снимем. Чего добру пропадать. А то надоело на ящиках сидеть.
Бородач открыл задний борт машины. Данила слышал и разговор, и, естественно, выстрел, поэтому наверняка знал, что произошло и что ожидает его с Камиллой. Сам поднять тяжелый матрас он не мог. В узком ящике не получалось и взять на изготовку автомат. Ключников затаил дыхание, напрягся. Почему-то больше всего его волновало то, что чувствует сейчас Камилла.
— Тяжелый, — взялся за дальний конец дивана бородач. — Я его тебе толкать буду, а ты с земли подхватывай. — Боевик повесил автомат за спину и стал толкать диван.
Юноша принимал его с земли. Данила почувствовал, как матрас под ним поехал, заскользил. Молодой боевик не удержал диван, в котором стремительно сдвинулся центр тяжести. Он еле успел отскочить, матрас отвалился. Ключников выкатился на землю, прижимая к себе автомат.
Бородач широко открыл глаза. Медлить было нельзя. Данила передернул затвор и выстрелил очередью. Раненный в грудь боевик упал на колени. Он еще сумел стащить автомат, но вторая очередь отбросила его к шкафу. Юноша трясущимися руками переломил стволы охотничьего ружья, но никак не мог вставить патроны, выронил их. Испуганно посмотрел на Ключникова, а затем отбросил бесполезное ружье и побежал к сгоревшей автозаправке.
Данила вскинул автомат, прицелился, словил спину юноши в прорезь. Но нажать на спусковой крючок так и не смог. Одно дело выстрелить во врага, который реально может убить тебя через секунду, и другое — стрелять в спину убегающего мальчишки. Ключников опустил автомат, забрался в кузов и развязал веревку, стягивающую дверку шкафа. Камилла сидела бледная, губы у нее дрожали.
— Все уже кончено, выходи, — голос Ключникова звучал тихо.
Бартеньева с ужасом посмотрела на прошитого пулями бородача. Данила подхватил ее под руки, приподнял и перенес через мертвое тело.
— Боже, — проговорила Камилла, увидев на земле убитого Ассафа. — За что нам с тобой такое?
— Один боевик убежал. Я не стал его убивать. Он еще так молод, — признался Ключников, отсоединил рожок от автомата бородача и сунул себе за пояс.
— Он все расскажет Хусейну, — ужаснулась Камилла.
— Я не смог его убить. Я оператор, а не бандит! — выкрикнул Ключников.
— Ты правильно сделал. Вот только что теперь делать нам?
— К черту, все к черту! — Данила чувствовал, что впадает в истерику. — Я снова убил человека! Это ты понимаешь?
Ключников схватил убитого бородача за ноги, подтащил к заднему борту. Безжизненное тело глухо ударилось о каменистую землю. Бартеньева даже вскрикнула:
— Зачем?
— Не собираешься же ты возить с собой труп! Едем.
За борт полетели и шкаф, и остатки мебели. Взгляд у Камиллы был как у умалишенной. Глаза остекленели. Данила буквально затолкал ее в кабину, сел за руль. Старенький грузовик завелся не сразу, он еще потрепал беглецам нервы. Наконец двигатель заурчал. Ключников немного сдал назад, чтобы объехать лежавшего на дороге мертвого Ассафа.
— Извини, приятель, что так получилось, — проговорил он, со злостью переключая передачу.
— Ты что-то сказал? — отстраненно спросила Камилла, глядя перед собой и ничего не видя.
— Не обращай внимания, я просто с мертвецами разговариваю.
Грузовик, безбожно трясясь, мчался по дороге. Временами по пути попадались остовы сгоревших машин. Если присмотреться, то в некоторых можно было разглядеть обгоревшие трупы. Но Данила не хотел присматриваться, он гнал, чтобы подальше уехать от того места, где ему пришлось убить человека. Юношу он пощадил, но факт все равно оставался фактом, на его совести смерть. Он прокручивал случившееся в памяти раз за разом, понимал, что поступил единственно правильным образом, что бородач заслуживал смерти. Но все равно мозг сверлила нелепая мысль:
«Неужели нельзя было договориться? Ведь мы люди, можем говорить на одном языке. Хорошо, тебе нужны были деньги, нужен был этот чертов диван. Да забирай ты их. Зачем же убивать?.. Но это не он тебя убил, а ты его, — тут же приходила в голову предательская мысль. — А теперь ищешь себе оправдание. Так и серийный убийца, маньяк, они ведь тоже находят оправдание своим преступлениям. Человек устроен таким образом, что обоснует необходимость чего угодно, любой мерзости».
— Черт, черт! — выкрикнул Ключников, ударяя ладонями по баранке.
— Ты чего? — на удивление спокойно спросила Камилла. — Это не мы виноваты, а они. Ты же не хотел убивать, а они хотели.
И это ничем не подкрепленное спокойствие странным образом передалось Ключникову.
Мотор несколько раз чихнул, а затем окончательно заглох. Данила выругался. Задремавшая Камилла открыла глаза.
— Почему стоим? — с тревогой спросила она.
— Бензин кончился, — доходчиво объяснил Ключников.
— Хреново.
— А я и не говорю, что хорошо.
Данила выбрался из кабины сам, помог журналистке.
— Ты как себя чувствуешь? — спросила женщина.
— Инъекция еще действует. Дальше придется идти пешком.
Беглецы зашагали по дороге. Солнце уже клонилось к горизонту. Их огромные тени извивались на земле.
— Давай не будем думать о том, что произошло, — проговорила на ходу журналистка. — Я же вижу, ты постоянно думаешь об этом выстреле. Потом, когда выберемся отсюда, думай сколько угодно. А сейчас забудь. Тут идет война, а на войне убивают, это аксиома.
