Автомат скользнул по каменистой земле. Раненый боевик сумел быстро дотянуться и схватил его за ремень. Автоматчики, засевшие на горе, заметили это слишком поздно. Завязалась перестрелка.
— Отлично, — Сармини прополз под днищем машины и оказался рядом с водителем, собравшимся уже стрелять по грабителям. — Не надо, — он опустил ствол сброшенного автомата и передернул затвор своего пистолета. — А сейчас мы зайдем им в тыл. Только тихо и осторожно. Хотя бы одного из них следует взять живьем, чтобы узнать, кто их подослал.
На четвереньках водитель и Сармини выбрались из-за машины и тут же исчезли в кустах, разросшихся среди скал. Их маневры чистильщики не заметили. Ущербная луна как раз скрылась за облаками, и местность освещали только вспышки трассеров.
Али как раз перезаряжал рожок, когда в затылок ему ударил приклад автомата. И он тут же упал лицом на землю, выпустив из рук оружие. Анас почувствовал прижатый к его шее холодный ствол пистолета.
— Положи автомат, — приказал Сармини — сильнее прижал ствол и напомнил: — Ты и обернуться не успеешь. А пуля войдет прямо в твой позвоночник.
Анас осторожно положил автомат перед собой, поднял руки. Раненый боевик, прятавшийся за камнем, напряженно всматривался в темноту. Он был готов выстрелить в любой момент.
— Эй, не стреляй! Мы их взяли! — крикнул сверху Сабах.
— Отлично. — Боевик выбрался из-за камня, подошел к распростертому на земле своему напарнику.
Тот наверняка был мертв. Широко распахнутые глаза оставались неподвижными. В них отражалось небо.
— Обыщи его, — приказал Сабах водителю.
При Анасе оказался только подсумок, набитый заправленными рожками. Али пошевелился.
— Лежать! — Сармини ударил его ногой в бок, словно мстил за свой испуг. — Покажи свое лицо, что-то оно мне кажется знакомым, — он посветил фонариком-брелоком и хищно усмехнулся, — а я тебя сегодня видел на базе у Файеза. Кто тебя послал?
Анас понимал, что врать нужно быстро и не задумываясь — к тому же убедительно.
— Файез и послал, — обмирая от собственной наглости, проговорил чистильщик.
Сармини прищурился.
— Врешь, — последовал удар ногой в бок.
Анас взвыл от боли, в душе понимая, что выкрутиться ему теперь вряд ли удастся.
Сабах умел вести допросы. Умело пользовался принципом кнута и пряника. Пряником в данном случае у него выступало обещание сохранить жизнь. Не прошло и двадцати минут, как чистильщики сознались в том, что действовали сами и хотели похитить деньги.
— …по-хорошему мне следовало бы вернуть вас Файезу. Пусть он решает: выпустить вам внутренности и бросить в канаву, чтобы вас сожрали шакалы, или повесить перед строем — в назидание другим. Но я поступлю по-другому. Вы покажете мне ход, ведущий в караван-сарай. А потом так же незаметно, как и вышли, вернетесь на базу. Мне нужны свои люди в отряде Файеза. А вы теперь будете делать все, что я вам скажу.
* * *
Тарахтел дизель-генератор. А затем его стук смолк. Приходилось экономить топливо, и на ночь электричество отключали.
— Столько всего произошло, — прошептала Камилла.
— Мы с тобой оказались не в самой худшей ситуации, — ответил ей Данила.
Мужчина и женщина еще не ложились спать. У них в планах было совсем другое.
— Ты прав, — Бартеньева постаралась сказать это более-менее мягко. — Но не забывай о своей почке. У нас с тобой осталось очень мало времени.
Данила хотел возразить, но журналистка словно прочитала его мысли:
— И не говори мне, что это только у тебя осталось мало времени. А я должна думать о будущем. Будущее у нас одно на двоих. И ты сам понимаешь, что если с тобой что-то случится… нет-нет… не останавливай меня, дослушай, я говорю абсолютно серьезно. Если с тобой что-то случится, то я себе этого не смогу простить, никогда. Потому что могла помочь, а не помогла.
— Ну чем ты можешь мне помочь? — пытался достучаться до разума женщины Ключников. — Здесь ты останешься в относительной безопасности. Ведь повстанцы считают, что ты волонтер из миссии. Файез рано или поздно вас отпустит. Все будет хорошо. А я уйду один.
— Раньше мне удавалось тебе неплохо помогать, — упрямо произнесла журналистка. — Уходим вдвоем.
— А если нас поймают? — резонно напомнил Ключников. — Их главарь пообещал Джону, что беглецы будут примерно наказаны.
— Ты эгоист. Ты думаешь только о себе.
— Оставайся. Все будет хорошо.
— Никогда в жизни.
— Оставайся, — уже теряя терпение, сказал Данила.
— Ни-ког-да, — повторила, произнеся слово по складам, Камилла.
— А обо мне ты подумала? Представь, что сейчас творится в моей душе. Ты собираешься пойти на возможные страдания и даже смерть только вместе за компанию со мной. Зачем тебе это нужно?
— Вам, мужчинам, этого не понять. Вы же не любите мелодрамы, — криво улыбнулась журналистка. — Для тебя слова «они жили долго и счастливо и умерли в один день» — только слова. А я их воспринимаю сердцем.
— В том-то и дело, что жили «долго и счастливо». А счастье долгим не бывает. Я запрещаю тебе идти со мной. — Данила подхватил рюкзак, поцеловал подругу в лоб и буквально выскочил из трейлера — провернул ключ в замке, оставив его в отверстии.
Камилла бросилась, но не могла открыть дверь. Мешал оставленный в замочной скважине ключ.
— Идиот, сейчас же вернись, — прошептала она, стоя перед дверью на коленях.
Данила осмотрелся в темноте. Он специально хорошо запомнил местность и расположение на ней машин еще засветло. Свои джипы боевики не загоняли за стены дувала. Там было не так много места. Машины оставляли под стеной, с западной стороны, чтобы утреннее солнце не нагревало их.
У ворот маячили двое охранников. Но опасаться особо им было нечего, они мирно беседовали, усевшись прямо на земле. Пригнувшись, Ключников подобрался к машинам повстанцев. И тут услышал за собой шорох. Обернулся и выругался. Камилла сидела на корточках и оглядывалась, высматривая оператора.
— Сюда, — прошипел Ключников.
Женщина услышала его тихий голос и вскоре оказалась рядом.
— Как ты выбралась?
— Как-как? Через окно. Как говорится, гони природу в дверь, она войдет в окно.
Вести спор в какой-то сотне метров от дежуривших у ворот боевиков было бы опрометчиво. Поэтому Ключников махнул на все рукой. Пусть журналистка поступает так, как считает нужным. Он представил себя на ее месте и понял — сделал бы то же самое.
Данила достал из кармана заранее загнутую буквой «Г» стальную проволоку и стал ковыряться ею в дверном замке одной из машин.
— Ты и это умеешь?
— В детстве магнитолы у соседей-автолюбителей крал, — сказал оператор.
