— Сволочи, ублюдки… — прошептал он и почувствовал, как глаза его предательски увлажняются, а воображение стало рисовать одну картину за другой, все страшнее и страшнее.
Разумом телевизионщика Данила понимал, что произошедшее, скорее всего, и рассчитано на то, чтобы надавить на его психику. Не зря же их посадили в соседние камеры, дали немного успокоиться, не зря выбрали ночное время, когда человек чувствует себя максимально незащищенным. Но разум — это одно, а вот чувства логике не подвластны.
Ключников вскинул голову, ему показалось, что издалека, сквозь толщи кирпичной кладки, до него долетел отчаянный женский крик. Прислушался. Нет, вроде показалось. В реальности слышалось только журчание воды в коллекторе.
— Камилла… — прошептал Данила. — Почему они пришли за тобой, а не за мной?
* * *
Бартеньеву втолкнули в один из кабинетов, расположенных на последнем этаже бывшего полицейского управления, тут было светло, горели под потолком светильники, светился экран компьютера. На балконе мерно тарахтел портативный генератор.
За столом расположился Сабах. Несмотря на позднее время, он был подтянут, идеально причесан, светлый костюм сидел на нем безукоризненно, двое давно не бритых охранников, притащивших сюда Камиллу, смотрелись на его фоне сущими дикарями. На одной из стен висело черное полотно с написанной от руки арабской вязью. Нервничающая Камилла только и успела понять, что это религиозная цитата, что-то про джихад.
— Поосторожнее с ней, она пока еще наша гостья, — строго сказал Сармини, сам поднялся и отодвинул стул: — Присаживайтесь.
Бартеньева сразу не придала значения слову «пока», услышала то, что хотела, — она здесь гостья. Она села на жесткий стул, машинально пробормотав «спасибо», нервно сцепила пальцы в замок и, чтобы не было заметно, как трясутся руки, положила их на колени. По дороге сюда, когда ее волокли с зажатым ртом, женщина решила, что впереди ничего хорошего ее не ждет, только еще больше неприятностей. Но вид учтивого, интеллигентного Сабаха, неплохо говорившего по-русски, успокаивал.
— Почему я здесь, можете объяснить? — спросила она, стараясь, чтобы в ее голосе не звучал вызов. — Чем обязана?
Сармини мило улыбнулся.
— Вы умная женщина, это по вашим глазам видно, — проговорил заместитель командира. — Мы абсолютно не желаем вам зла, поверьте. Но время военное.
— Я уже это слышала от вас.
— Мне нужно немногое. Я хочу, чтобы вы связались со своими друзьями, родными, сообщили им, что с вами произошло. Заверили их, что с вами здесь хорошо обращаются. Вот и все. Они же волнуются из-за того, что от вас нет вестей. — Сармини был само благодушие, но по блеску глаз за стеклами очков Камилла понимала — перед ней двуличный человек.
— Как я могу объяснить им то, что мы, журналисты, абсолютно мирные люди, попали к вам в плен? — приняла условия игры Бартеньева.
— Скажите чистую правду. Мы не исключаем, что вы, прикрываясь профессией, шпионили в пользу Асада. Я имею право на сомнения? — Сармини вежливо улыбнулся, как бы подсказывая ответ: «Да, такое право он имеет». — Уверен, проверка, которую я сейчас провожу, покажет вашу невиновность. Хотя наш командир придерживается другого мнения.
— Почему я здесь одна, ведь в плен попали мы оба — я и мой напарник по съемочной группе? — спросила теряющая бдительность Камилла.
— Мужчины более амбициозны. Я сперва хотел убедить вас, а потом вы убедите вашего друга. Так будет проще для всех.
— Только связаться с близкими и сообщить о нашей судьбе? — уточнила Бартеньева.
— Пока — да, — сказал Сармини.
— Что значит пока? — набралась смелости для встречных вопросов журналистка.
— Обстановка интенсивно меняется, — расплывчато объяснил Сабах. — В некоторых вопросах нет ясности. Но я на вашей стороне, — он обернулся к охранникам и приказал: — Приведите русского, только без грубостей, он тоже наш гость.
Камилла и Сабах остались в кабинете одни. Сармини несколько раз прошелся по комнате, затем повернулся к женщине.
— Знали бы вы, как сложно бывает управлять этой неотесанной деревенщиной, — кивнул он на дверь, за которой скрылись охранники. — Они же настоящие религиозные фанатики, и с этим приходится считаться. Всерьез вы можете рассчитывать в плену только на мою помощь. Они ненавидят русских, ведь ваша страна поддерживает Асада. Им не втолковать, что журналист — кто-то вроде медика, остающегося над конфликтом противоборствующих сторон. Ну, да ничего, надеюсь, все обойдется. Даже они — люди, а не звери.
— Спасибо вам за понимание, — проговорила Камилла.
Охрана привела Ключникова, его уже не втолкнули в кабинет, просто ввели в комнату.
— С тобой все хорошо? — тут же спросил он, глянув на Камиллу.
— Все нормально. Нам нужно с тобой поговорить.
Долго убеждать Ключникова не пришлось. Предложение Сабаха выглядело вполне мирным и даже человечным. Пришлось бы лишь слегка покривить душой, умолчать о страшных выходках Хусейна Диба. Но это являлось мелочью перед лицом возможного освобождения. В конце концов, обо всем можно было бы рассказать потом, вырвавшись из плена.
— Я согласен, — сказал Ключников.
— Тогда прошу, мой компьютер к вашим услугам, — предложил Сармини.
Данилу с Камиллой устроили за раскладным столом. Ключников под присмотром стал щелкать клавишами. Время было такое, что по московским меркам кто-нибудь из знакомых мог еще сидеть за компьютером. Так и случилось. «В контакте» сидел тот самый депутат, организовавший им бумаги для поездки в Сирию, Данила тут же связался с ним по скайпу. Сабах стоял рядом, но так, чтобы не попадать в зону обзора камеры.
На экране появился вальяжно сидевший в мягком кресле депутат, перед ним на столе виднелся стакан с янтарной жидкостью, в которой плавал кусок льда. Камера краем захватывала и бутылку вискаря. В темной глубине комнаты просматривалась расстеленная непристойно дорогая двуспальная кровать с балдахином.
— Привет, Данила, — проговорил депутат, почесывая волосатую грудь в разрезе шелкового халата.
— Здравствуйте, Виктор Павлович, тут такое дело, — сказал Ключников.
— Вижу, вижу… — покачал головой Виктор Павлович. — В самое логово забрался.
Ключников сперва не понял, но затем сообразил — обернулся. Прямо за ним с Камиллой висело на стене черное полотнище с белой арабской вязью, по бокам от которого стояли двое охранников с автоматами в руках, лица у них уже были закрыты повязками, только глаза блестели.
— Это не постановочные кадры, — произнес Данила, придав своему голосу максимум убедительности. — Мы попали в плен к одному из командиров повстанцев. Нас подозревают в сотрудничестве с режимом Асада.
— Но с нами обращаются очень хорошо, — тут же вставила Камилла.
Виктор Павлович тяжело вздохнул, отпил вискаря, при этом было слышно, как лед звонко ударил в зубы.
