Отряд, насчитывающий более пяти тысяч человек, с пушками и мортирами, двинулся к Хунзаху. По пути Фезе исправлял дороги и строил укрепления. В Хунзахе выяснилось, что Шамиль с отрядом мюридов находится в Телетле, южнее Хунзаха, тогда как Ашильта расположена севернее. И что имама уже осадила милиция местных ханов. Послав им на помощь часть своих войск, Фезе решил сначала покончить с Ашильтой.
«Мы заключили мир…»
Столица Имамата, укрытая в недрах дагестанских гор, встретила Фезе в полной боевой готовности. В искусно укрепленных каменных саклях засели мюриды. Их было немного, но это были воины, знавшие толк в битвах.
Фезе пустил в ход артиллерию, затем бросил на штурм аула войска. Жестокая схватка длилась с утра до заката солнца. Но, заняв наконец Ашильту, Фезе увидел себя почти полностью окруженным толпами повстанцев, пришедших на помощь имаму. Под угрозой полного разгрома Фезе не решился вернуться в Хунзах и, неся большие потери, спешно отступил к Темир-Хан-Шуре. Пополнив отряд свежими частями, упрямый Фезе вновь двинулся на Хунзах, а затем — к Телетлю, надеясь покончить с блокированным там Шамилем.
Его надежды увидеть Шамиля уже плененным не оправдались. Вдохновляемые личным примером имама и предводителем телетлинцев Кебед-Магомой, ставшим позже ближайшим сподвижником Шамиля, защитники аула стойко отражали атаки и совершали дерзкие вылазки.
Фезе потерял уже более четверти отряда и часть пушек. Осада Телетля грозила обернуться катастрофой наподобие ашильтинской и полным крахом экспедиции.
К тому же приверженцы Шамиля подняли восстание в Южном Дагестане, а к Телетлю спешили новые отряды сочувствующих горцев.
Бесконечно продолжать осаду непокорного имама не было возможности. Но взять Шамиля не удавалось, а уйти с пустыми руками означало для Фезе позорное окончание карьеры.
Оставалось одно — переговоры. Это был единственный шанс для Фезе и великий шанс для истории. Шамиль пошел на мирные переговоры, тем более что такое разрешение конфликтов предписано и Кораном: «А если они отойдут от вас, не сражаясь с вами, и предложат мир, то Аллах не дает вам никакого пути против них» (4:92). Дальнейших трагедий могло и не случиться, если бы сильные имели обыкновение соблюдать договоренности с менее сильными.
В письме Шамиля к Фезе говорилось: «Мы заключили мир с Российским государством, которого никто из нас не нарушит, с тем, однако, условием, чтобы ни с какой стороны не было оказано ни малейшей обиды против другой. Если же какая-либо сторона нарушит данное ею обещание, то она будет считаться изменницей, а изменник почтется проклятым перед Богом и перед народом. Сие наше письмо объяснит всю точность и справедливость наших намерений».
Договор, заключенный между Фезе и Шамилем, был выгоден обеим сторонам. Кроме чисто военной целесообразности, прекращавшей военные действия и позволявшей Фезе с достоинством удалиться, договор имел важное политическое содержание — Шамиль фактически признавался в нем главой государства.
В соответствии с одним из пунктов договора Шамиль выдал в аманаты своего племянника Гамзата, который затем был отправлен в Россию и провел там много лет, пока Шамиль не сумел вернуть его на родину.
Фезе возвратился в Хунзах, а затем направился в Темир-Хан-Шуру.
В мнении народа Шамиль сделался триумфатором, сумевшим победить и изгнать из горных пределов царские войска.
Власть его стали признавать самые отдаленные общества. Влияние Шамиля обретало уже ясные географические очертания, и имам, не теряя времени, принялся за разработку государственного устройства и управления Имамата.
Николай приглашает Шамиля
Розен полученным от Фезе донесением остался весьма недоволен, считая, что тот упустил Шамиля, который почти уже был в его руках. Но императору все же направил торжественный доклад о взятии Телетля, покорности Шамиля и водворении в Дагестане совершенного спокойствия.
Доклад этот пришелся как нельзя кстати. Николай получил его в Крыму, где только что учинил смотр Черноморскому флоту и намеревался вскоре посетить Кавказ, который, собственно, и был главной целью предпринятой им инспекционной поездки. Первоначально император считал достаточным ограничиться посещением Грузии и Армении, а также осмотром закавказских укреплений. Но торжественные реляции Розена, видимо, побудили Его Императорское Величество изменить свои планы. Открывалась долгожданная возможность окончить Кавказскую войну, столь обременительную для казны и международного престижа России.
Розену было велено экстренным образом снестись с Шамилем и непременно убедить его явиться с ближайшими сподвижниками в Тифлис на высочайшую аудиенцию для принесения раскаяния, выражения полнейшей преданности и «испрошения всемилостивейшего помилования» за свои деяния. Сделать это надлежало таким образом, чтобы инициатива, по возможности, исходила от самого Шамиля. В крайнем случае — от кавказского командования.
В благодарность за раскаяние предполагалось оказать Шамилю монаршие милости, могущие якобы укрепить его авторитет как вождя мирных горцев под сенью императорского скипетра.
Знай Розен, к чему все это приведет, он бы, наверное, поостерегся сообщать о победе над Шамилем. Теперь же у него не оставалось выбора.
Дело было поручено Фезе, скорый ответ которого поверг Розена в изумление. Выходило, что Шамиль не то чтобы покорился, а, напротив, весьма возвысился и собирается с силами на случай новых покушений на независимость своего Имамата.
Краснобайство Фезе сулило Розену весьма мрачные перспективы. Оставалось одно — положиться на Клюгенау, которого Розен недолюбливал и обходил наградами, но который один мог иметь на Шамиля хоть какое-то влияние ввиду их прежних относительно мирных отношений.
Шамиль действительно откликнулся на приглашение Клюгенау о встрече. Она состоялась под Гимрами, куда оба прибыли с небольшими конвоями. Клюгенау горячо убеждал Шамиля не упускать счастливого случая воспользоваться благосклонностью императора, обещал полное прощение и соблазнял неслыханными благами, предъявлял неоспоримые аргументы в пользу прекращения войны и обрисовывал прелести мирной жизни.
Шамиль, казалось, сочувственно внимал благим советам Клюгенау, здраво входил в положение вещей и вовсе не был против мира, который недавно заключил с Фезе. Но о поездке в Тифлис ничего определенного не ответил, заметив, что не может принять такое решение, не получив согласие Ташов-Гаджи, Кебед-Магомы и Абдурахмана Карахского, с которыми у него на подобные случаи заключен клятвенный договор, тем более что они тоже приглашались на аудиенцию. Между прочим, Шамиль упомянул и о прежних мирных договоренностях с Клюгенау, которые, хоть и не по воле генерала, были нарушены.
По настоянию своего окружения Шамиль при встрече не подал генералу руки, но, прощаясь, хотел все же пожать ему руку, сообразуясь с требованиями дипломатического этикета. И тут сподвижник Шамиля — Ахбердилав (Ахбердиль Мухаммад Хунзахский) отвел его руку, чем вызвал гнев и без того раздосадованного Клюгенау. Вспыльчивый генерал замахнулся на дерзкого горца своей тростью, Ахбердилав выхватил кинжал… Чтобы не допустить кровавой стычки, Шамиль схватил генерала за трость, а Ахбердилава за руку с кинжалом. Ситуацию разрядил адъютант Клюгенау штабс-капитан Н. Евдокимов, оттащив за полу сюртука яростно бранящегося командира.
