Воронцову было уже 62 года, и отправляться на объятый войной Кавказ, где даже дети не расстаются с кинжалами, а воздух пронизан свистом пуль, Воронцову вовсе не хотелось. Куда приятнее было наслаждаться плодами немалых трудов своих под крымскими пальмами да дегустировать изысканные вина из собственных погребов.
Но государь был тверд, обещал сохранить за Воронцовым все прежние должности и дать ему неограниченные полномочия. Высочайшим указом граф Воронцов был назначен не только главнокомандующим Отдельным Кавказским корпусом, с подчинением ему и Новороссийского и Бессарабского генерал-губернаторств, но и наместником Кавказским. Вместе с учреждением звания наместника ему подчинена была и вся Кавказская область, находившаяся до этого в отдельном от Закавказского края управлении.
И граф решился: «Я стар и становлюсь дряхл, боюсь, что не в силах буду оправдать ожидания царя, но русский царь велит идти, и я, как русский, осенив себя знамением креста Спасителя, повинуюсь и пойду».
Воронцов вознамерился «тряхнуть стариной» и быстро навести на Кавказе надлежащий порядок.
25 марта 1845 года новый наместник и главнокомандующий на Кавказе прибыл в Тифлис и не мешкая отправился на театр военных действий. Следом явилось на Кавказ, «на ловлю счастья и чинов», и множество честолюбивых офицеров, уверенных в скором падении Шамиля и надеявшихся сделать на ожидаемом триумфе хорошую карьеру.
Но открывать военные действия Воронцов не торопился. Он начал с наведения порядка во вверенном ему крае и в очередной раз его перекроил. Теперь весь Кавказ был разделен на четыре губернии: Тифлисскую, Кутаисскую, Шемахинскую и Дербентскую со своими губернаторами. Позже была образована еще одна губерния — Эриванская, а Кавказская область преобразована в Ставропольскую губернию. При этом собственно горская администрация не претерпела со времен Ермолова особых изменений и держалась на приставах, подчиненных начальникам отделов Кавказской линии.
Вместе с тем Воронцов начал переговоры с горцами, но мало чего добился. Даже прежних союзников Хаджи-Мурада и Даниял-бека не удалось завлечь обратно, хотя обещания Воронцова были весьма соблазнительными.
Штаб Воронцова предпринимал и другие подготовительные действия. Угрожающие прокламации, щедрые посулы и подкупы должны были ослабить сопротивление, но цели не достигали.
Рассерженный Воронцов пообещал раздавить Шамиля и стереть с лица земли Имамат. Вслед за тем было сформировано пять отрядов: Чеченский генерала от инфантерии А. Лидерса (13 батальонов, 13 сотен, 28 орудий), Дагестанский генерал-лейтенанта князя В. Бебутова (10 батальонов, 3 сотни, 18 орудий), Самурский генерал-майора князя М. Аргутинского-Долгорукого (11 батальонов, 17 сотен, 12 орудий), Лезгинский генерал-лейтенанта Г. Шварца (5 батальонов, 5 сотен, 12 орудий) и Назрановский генерал-майора П. Нестерова (5 батальонов, 16 сотен, 8 орудий).
«Сухарная экспедиция»
Размах экспедиции и ее численность были беспримерными для Кавказа. Воронцов надеялся одним видом своих колонн вселить в горцев убеждение в бессмысленности сопротивления.
3 июня 1845 года Чеченский и Дагестанский отряды, выступив из крепости Внезапной и укрепления Евгеньевского, соединились в Салатавии у села Гертме. 5 июня войска под общим командованием М. Воронцова вступили в Гумбет, а 14 июня, после боя у горы Анчимеэр (Птичья гора),— в Андию.
Устрашившись невиданной силы, к Шамилю стали приходить представители некоторых обществ, прося вступить в переговоры с Воронцовым. Но Шамиль отвечал, что мягкостью или покорностью это войско назад не повернуть. И что лучше подготовиться к сражению. Гонцы имама полетели собирать наибов и ополчение.
Вскоре Шамиль получил послание от Воронцова: «Пусть приходит Шамиль или для мира, или для сражения». На что имам ответил: «Если бы он требовал от меня мира, находясь у себя на родине, то я ответил бы ему речью, соответствующей месту и положению. Ну а в данное время уже не будет между мною и им ничего, кроме меча и битвы. Я готов сражаться с ним в любое время и днем, и ночью. Пусть приготовит любое количество людей».
Передовые отряды Шамиля использовали весь арсенал горной войны: обвалы, разрушение дорог и мостов, засады и завалы, обстрелы с неприступных высот и другие военные хитрости. Растянувшиеся на много верст колонны Воронцова не имели ни минуты покоя. Атаки горцев усиливались, потери росли, а цель экспедиции все отдалялась.
Тактика мертвых зон и выжженной земли, применявшаяся горцами в подобных ситуациях, приняла теперь небывалые размеры. Люди уходили, разрушая свои аулы. В занятых селах Воронцова ждали пепелища. Войска могли надеяться лишь на свои огромные обозы, которые находились в постоянной опасности.
Несмотря на протесты некоторых обществ, Шамиль твердо следовал избранной тактике. Богатый аул Анди прислал депутатов с просьбой разрешить им обороняться, но имам настоял на переселении жителей и велел сжечь аул. Андийцы не подчинились и решили защищать аул уже против Шамиля. Один из знатных андийцев убеждал Воронцова идти на Анди, обещая, что остальные села испугаются и отойдут от Шамиля. А несколько других, желая снискать расположение Воронцова, принесли ему бурки. Бурки оказались весьма кстати, так как погода стала резко меняться и летнее обмундирование не спасало войска Воронцова от неожиданного похолодания.
За это андийский наиб Рамазан велел отрубить отступникам головы и выставить их на пути Воронцова с запиской: «Это воздаяние тем, кто ходил к вам. До сих пор мы вами не занимались. Но теперь вы увидите, что произойдет между нами и вами».
Вскоре Анди разделил участь других аулов на пути Воронцова.
Заняв выжженный аул, командующий издал приказ, из которого следовало, что первая часть плана экспедиции блистательно исполнена, «изверг» Шамиль обратился в бегство, не смея сопротивляться, и что признательность командующего его воинству за беспримерные подвиги обернется щедрыми наградами.
Войскам было разрешено отдохнуть перед дальнейшим движением. Пока хоронили убитых, вместо ожидавшихся депутатов от окрестных сел, просящих о пощаде и изъявляющих покорность, Анди был окружен шамилевскими мюридами и ополченцами.
Имам не атаковал, выжидая, пока обрушившийся на горы снег и холодный ветер не сделают свое дело.
Воронцов оказался в тяжелом положении. Холод и болезни косили отряд, а с окружающих высот били пушки Шамиля. Лошади гибли, не находя корма. Обмороженные солдаты делились с ними размокшими сухарями из своего скудного пайка. Порох сырел и приходил в негодность, а ружейные замки заедало от мороза. Шедший к Воронцову транспорт с припасами был захвачен горцами. Андийца, уверявшего Воронцова в скорой победе, командующий велел прогнать сквозь строй.
Те, кто раньше отговаривал Шамиля от сражения с многочисленным войском Воронцова, теперь спешили обрадовать его вестью о том, что неприступность пришельцев исчезла и мощь их погасла.
Путь к отступлению был отрезан. Но и в Анди оставаться было нельзя. Холод, голод и пули мюридов грозили огромному отряду бесславным концом. Воронцов не пал духом и решил идти дальше — на ставку Шамиля в Дарго.
