Шамиль щедро награждал лазутчиков, но старался скрывать свою радость от остальных. Ведено пришло в движение. Родные и близкие Шамиля готовились к большому событию.
Однако приготовления были прерваны новым военным походом. Имам предпринял попытку усилить свои позиции в Чечне. Его отряды осадили укрепление Исти-Су, но были оттеснены подошедшими из Куринского укрепления войсками. Канонада была слышна даже в Ведено, где жены и пленницы Шамиля молились о том, чтобы это не нарушило переговоров.
Тем временем пришло новое известие: Джамалуддин уже в Хасавюрте.
Шамиль отправил в ХасавЮрт своего казначея и Юнуса, передававшего Джамалуддина Граббе в 1839 году. Они должны были удостовериться, что на самом деле прибыл сын Шамиля Джамалуддин.
Посланцы были допущены к Джамалуддину и сразу его узнали. Для надежности они осмотрели его шрамы на левой руке — следы от пики донского казака, полученные при Ахульго. Они также задали Джамалуддину несколько вопросов, ответы на которые окончательно развеяли все сомнения.
Вернувшись в Ведено, посланцы подробно описали имаму Джамалуддина, засвидетельствовали, что это именно он, и передали Шамилю письмо от сына. Беспокоило их лишь то, что Джамалуддин в близких отношениях с другими офицерами и даже танцевал с женщинами на балу в его честь.
Вскоре затем случилось сильное землетрясение, которое все расценили как дурной знак. Переговоры действительно оказались на грани срыва.
Наибы настаивали на миллионе, а предлагалось по-прежнему не более сорока тысяч. Шамиль готов был согласиться и на меньшую сумму, но народу это могло не понравиться. Многие на этой войне потеряли сыновей, мужей, братьев и отцов, и Шамиль уже не мог отступить от объявленных условий.
Разрешение проблемы
В который уже раз на помощь Шамилю пришел мудрый шейх Джамалуддин Казикумухский. Он напомнил имаму об одном отшельнике, пользовавшемся в народе большим уважением. Его почитали за святого, воплощающего в себе высшие достоинства мюридизма. Он был существом удивительным, пророчества его всегда сбывались, а самые трудные вопросы находили у него благочестивое разрешение.
Святой отшельник был привезен в Ведено и помещен в кабинет Шамиля. Увидеть его стекалось множество народу, который он доводил до исступления своими пламенными проповедями. Когда он начинал зикр, восхваляя Аллаха и принося ему раскаяние, все вокруг сливались в единое целое с пением «Ла-ильлаха-иль-алла» и других формул зикра.
Вдохновленных горцев отшельник учил умеренности, добросердечию и предостерегал от гибельных пороков, к которым неминуемо приводит стремление к излишествам.
С отшельником соглашались все. Но не все верили, что самые знатные семейства Грузии не в силах заплатить больше сорока тысяч.
Шамиль потерял покой, не зная, как разрешить проблему. Но однажды увидел во сне, что к нему направляется из Хасавюрта человек, способный уладить дело. Так оно и случилось.
Устав от неопределенности, генерал Орбелиани послал в Ведено своего поверенного юнкера Исаака Грамова. Это был армянин из Шуши, учившийся в училище немецких колонистов, а затем поступивший на службу в комендантское управление. Там его и приметил Орбелиани. Грамов отлично знал местные нравы и умел договариваться с горцами.
С детства усвоивший тонкости кавказского этикета, Грамов начал с поздравлений по поводу возвращения сына Шамиля, передал имаму подарки, самые добрые пожелания от своего начальства и благодарность от родственников княгинь за хорошее обращение с пленницами. Грамова хорошо приняли и поместили в отдельной комнате. Вечером он вновь был приглашен к Шамилю.
О главном деле Грамов заговорил не сразу. Прежде они обсудили ход Крымской войны, тактику сторон и разницу в вооружении. Затем Шамиль спросил Грамова о недостатках, замеченных им в Имамате. Грамов отвечал, что все здесь хорошо, вот только дороги плохие и путешествовать по ним — сущее наказание. Шамиль остался доволен ответом Грамова. Свои трудные дороги, непроходимые леса, крутые перевалы и опасные переправы он считал лучшим оружием, делающим его сильнее многих правителей.
Когда же разговор коснулся основного вопроса, Грамов доверительно сообщил Шамилю, что европейские газеты пишут о нем как о великом герое и выдающемся полководце, к тому же сумевшем отнять у царя своего сына. А насчет миллиона Грамов сказал, что даже если бы князья и смогли его собрать через несколько лет, то царь не позволил бы отдать Шамилю столь значительную сумму, которая способна многократно увеличить его военные возможности.
Пообещав, что все кончится хорошо, и назначив местом обмена старую просеку у реки Мичик, Шамиль отправил Грамова обратно.
На следующий день имам собрал своих сподвижников и решительно объявил, что если они не согласятся на условия князя Чавчавадзе, то пусть забирают пленниц себе, а он больше не станет держать их у себя.
Стало ясно, что пора принимать окончательное решение. Сподвижники имама согласились принять условия князя, но потребовали, чтобы деньги были выданы мелкой серебряной монетой. Так выкуп мог выглядеть более значительным, чем был на самом деле.
В тот же день княгиням было объявлено, что они свободны. Дело было лишь за тем, чтобы согласовать условия обмена и подготовить их отъезд. Бывшие пленницы дали волю слезам. К ним присоединились и жены Шамиля, которые за восемь месяцев почти сроднились с княгинями и их детьми.
Обмен
В Ведено началась суматоха. Солдаты-перебежчики мастерили для княгинь невиданные в горах четырехколесные арбы. Женщины чинили их одежду, мыли и наряжали детей, обменивались с княгинями подарками.
В мечетях возносились благодарственные молитвы. Начали съезжаться знаменитые наибы и почетные гости. Прибыл Гази-Магомед со своей красавицей-женой. Приехал и Магомед-Шапи, заметно возмужавший и остепенившийся. Ему было разрешено составить отдельный конный отряд из своих сверстников.
В Хасавюрт стекались купцы. Чавчавадзе менял собранное золото на мелкое серебро. Серебра не хватало, и князь послал к Шамилю спросить: нельзя ли последние пять тысяч отдать золотом? Имам согласился.
Серебро пересчитывали Хаджияв и купец Муса Казикумухский. К досаде Чавчавадзе продолжалось это несколько дней. У казначея кружилась голова от бесконечных десяток и сотен. Деньги он складывал в отдельные мешочки и ставил на них печать, а Грамов прикладывал свою. Теперь Хаджияв и сам был рад, что считать пришлось только сорок тысяч, а не миллион.
Наконец все было улажено. Княгиням были подарены ковры и украшения, а их сыновьям — черкески и кинжалы. Вереница телег выехала из Ведено и направилась к Мичику по заранее исправленным дорогам. Кучерами на них были беглые солдаты.
Следом двинулся живописный конвой имама. Как обычно, Шамиля сопровождали две сотни отборных мюридов, проверенных в битвах со времен начала его имамства. Эскорт был хорошо одет, прекрасно вооружен, и почти все мюриды имели на груди ордена за подвиги. Одна сотня, развернув знамена, стройными рядами двигалась впереди имама, другая следовала сзади, чередуясь с первой в пении стихов из Корана.
