Тед не сразу сообразил, о чем речь.
– Я немного играл в шахматы, когда был моложе. – Он пожал плечами.
– Я тоже, по-любительски, – признался Доусон. – Может, сразимся как-нибудь.
Это был пробный камень.
– Конечно.
Тед опять шагнул к двери.
– Погоди.
Доусон окинул его изучающим взглядом:
– Я тебя провожу. Лестер все еще там.
В этот момент Тед осознал, что в зале опять тишина. Все, кроме телеведущего, следили за их беседой. Тед вспомнил, что Макманус говорил ему утром в душе. «Если поладил с Доусоном, с остальными проблем не будет».
Сад был огромен. По дорожкам между ухоженными клумбами и пышными деревьями бродили немногочисленные одинокие пациенты. В углу баскетбольной площадки толпилась небольшая группа с Лестером во главе. Некоторые сидели на скамьях, другие стояли. Все сразу обратили внимание на Доусона и Теда.
– Так ты не знаешь, почему ты здесь? – спросил Майк.
Тед не верил собственным глазам. При солнечном свете этот человек производил впечатление абсолютно нормального и здравомыслящего. Если бы не воспоминание о вчерашней ночи, когда он смотрел на Теда с жуткой гримасой на лице, понять, что он делает в «Лавендере», было бы невозможно.
Как и ты. А между тем ты тут.
Они направились к скамейке в самом дальнем углу, под гигантской сосной.
– Так что же? – вновь спросил Майк, когда они сели.
– Не то чтобы не знаю, – ответил Тед, уступая настойчивости собеседника. – В последние недели я ходил на сеансы к доктору Хилл. У меня опухоль… неоперабельная, и мой врач решил, что психотерапия поможет мне справиться со стрессом. Надо признать, что он оказался прав. Я думал, что беседы с доктором Хилл будут бесполезной тратой времени… Но я ошибся. В некоторой степени. Правда, теперь доктор Хилл зашла в своем рвении слишком далеко.
Лестер с компанией на площадке начали игру. Мяч со стуком ударялся о цементное покрытие.
– Доктор Хилл уложила тебя в больницу насильно?
– Да.
Майк сунул руку в карман и достал пачку сигарет. Предложил Теду, но тот отказался.
– Я тоже не курил, – сказал Майк, прикуривая от позолоченной зажигалки и глубоко затягиваясь. Потом, разглядывая сигарету, угрюмо пробормотал: – Иногда мне кажется, что я курю, только чтобы отличаться от того, кем был там, на воле.
Тед не сводил глаз с зажигалки. Майк заметил это и объяснил:
– Чем больше доверия ты у них вызываешь, тем больше тебе позволено. Могу сказать, что днем мне здесь живется спокойно. Вот по ночам бывает тяжело.
– А почему ты здесь?
– Тебе не сказали?
Тед отрицательно покачал головой.
– Я прикончил семью своего лучшего друга.
Мяч вдалеке все так же гулко ударялся о цемент.
– Я был очень болен, – продолжал Майк. Теперь он сидел сгорбившись, как будто стал меньше ростом, уронив руки на колени и уставившись в землю. – Случись тут массовый побег или реши вдруг медицина, что меня можно выпустить… Я бы отказался. Дочери моего друга удалось выжить, – с горечью добавил он. – Я хотел повеситься здесь, на сосне, но это было бы несправедливо по отношению к ней. Я не должен так легко отделаться.
Тед промолчал.
– Знаешь? Даже если ты сумасшедший, это мало что меняет, – продолжил Майк. – Я в том смысле, что не освобождает от ответственности. Вместо того чтобы сесть в тюрьму, ты оказываешься в заведении вроде этого. Но все равно какая-то часть тебя виновна. Виновна в том, что не остановила другую твою часть. Ведь часть тебя все равно знает. Знает все.
Теду вспомнился разговор с Уэнделлом в кладовке на заброшенной фабрике.
У тебя вот тут, в голове, компромат.
Майк задумался, глядя в небо. Возможно, ему пришли на память эпизоды из прошлого, не оставлявшие его в покое. Он дотронулся пальцем до виска и посмотрел на Теда страшными округлившимися глазами.
– Разум – это заколдованный сундук. Он хранит массу тайн. И всегда исхитрится предупредить тебя. Укажет путь к отступлению. Дверь…
Открой дверь. Это твой последний шанс.
Тед представил себе, как на ветке сосны, под которой они сидели, болтается труп Майка Доусона, покачиваясь под слабым ветерком.
– Думаю, ты прав.
Майк улыбнулся. Как раньше, приветливо и понимающе.
– Возможно, все обернется по-твоему и завтра тебя здесь уже не будет. А может, и наоборот. И тогда мы снова сядем на эту скамейку. Всем надо рано или поздно открыть ту самую дверь.
Майк Доусон встал, раскинул руки и выгнул спину так, что раздался хруст.
7
Лора ждала его в кабинете психотерапии. Тед с руками в наручниках дожидался у порога, пока Макманус найдет нужный ключ.
– Открыто, – донесся голос из-за двери. Тед сразу его узнал.
Лора Хилл чуть заметно улыбалась. Роджер, сидевший рядом с ней, напротив, являл собой образец серьезности. Его большие, как две луны, глаза смотрели холодно.
– Доктор Хилл! Наконец-то, – приветствовал Лору Тед.
– Ты можешь продолжать называть меня просто Лорой.
– Лора – ну конечно. Спасибо, Лора, за незабываемую ночь в отеле «Хилтон», очень любезно с твоей стороны.
Санитар подвел его к столу, за которым сидела доктор, но, прежде чем усесться напротив нее, Тед поднял руки и продемонстрировал цепь, которой были скованы его запястья.
– Сядь, пожалуйста, Тед, – предложила Лора. Про наручники она не сказала ни слова.
Он окинул взглядом кабинет, в котором, честно говоря, и смотреть было не на что: унылая зеленоватая плитка на стенах, стол из ДСП, шесть ламп дневного света, уничтожающих всякий намек на тени, и окно с черным стеклом, за которым, судя по всему, была спрятана видеокамера. Именно в этом стекле, как в зеркале, Тед увидел, как Макманус, кивнув головой, удалился.
– Как ты себя чувствуешь, Тед?
– Слушай, только не надо вот всяких «как ты себя чувствуешь, Тед». Хреново я себя чувствую. Мне хочется знать, что я вообще здесь делаю. И узнать это я хочу прямо сейчас.
Лора опустила глаза, поправила закрытую папку, лежащую перед ней на столе, и откашлялась. От улыбки не осталось и следа, ей явно было не по себе. Волосы она, как обычно, собрала на затылке. Она была в белом халате, на носу – очки в прямоугольной оправе.
– Я тебе через секунду все объясню, но прежде мне очень важно кое-что узнать. Мы с Роджером хотим помочь тебе и…
– Ладно, кончай волынку. О чем именно ты хотела меня спросить?
