Не дожидаясь ответа, тяжело опустился в кресло, которое стояло наискосок от дивана и в котором Филипп любил по воскресеньям читать газету. Кресло было обито темно-зеленой кожей, с серыми подлокотниками – в уродливом индустриальном стиле, как считала Эмма, который вовсе не вписывался в деревенский интерьер дома. Но оно досталось Филиппу по наследству от матери, и он очень им дорожил. Паландт, похоже, тоже неплохо себя в нем чувствовал, во всяком случае, он с облегчением вздохнул, вытер ребром ладони слезы со щеки и закрыл глаза.
Эмма, которая в нерешительности стояла перед журнальным столиком, уже испугалась, что сосед заснул, как Паландт открыл глаза.
– Мне очень неловко, фрау Штайн, но я себя неважно чувствую, как вы, наверное, уже заметили.
Фрау Штайн.
Эмма задумалась, откуда сосед знает ее имя, потому что оно не значилось на двери, но потом догадалась, что Салим наверняка написал его на извещении.
– А что с вами? – спросила она, хотя ее интересовали совсем другие ответы. Например, нашел ли он сотовый телефон. Что с его волосами. Не играет ли он с ней в «кошки-мышки» и не наступила ли сейчас так называемая «фаза усыпления бдительности», когда Эмма должна думать, что от слабого, страдающего Паландта не исходит никакой опасности, а он только и ждет подходящего момента, чтобы вцепиться ей в горло.
– У меня рак, – коротко ответил он. – Опухоль в печени. Метастазы в легких.
– Поэтому такие медикаменты? – Оба посмотрели в сторону письменного стола.
– Морфий и ГОМК, – открыто сказал Паландт. – Одно снимает боль, другое возбуждает или помогает заснуть, в зависимости от дозировки. Сегодня я, похоже, немного переборщил, поэтому и проспал почтальона. – Он грустно рассмеялся. – Никогда не думал, что стану наркоманом. Знаете, я всю жизнь занимался спортом, питался здоровой пищей, не пил, да мне и нельзя было с моей работой.
Паландт говорил быстро, с типичным для одиноких людей волнением и стыдливостью, когда спустя долгое время у них наконец появляется возможность побеседовать с кем-то, пусть даже абсолютно чужим человеком.
– Я работал в цирке, – поведал он ей. – Меня называли Дядюшка Длинные Ноги, может, вы даже слышали обо мне. Нет? Ну да, это не вчера было. Во всяком случае, Дядюшка Длинные Ноги, как паук, имел длиннющие конечности, но мог сделаться совсем маленьким. Господи, каким я был гибким, за номер с чемоданом мне особенно аплодировали.
– Номер с чемоданом? – удивилась Эмма.
– Да, я мог так сложиться, что помещался в маленький чемоданчик. – Паландт грустно улыбнулся. – Тогда у меня еще были резиновые кости. Сегодня больно нагнуться, даже чтобы завязать шнурки.
Эмма сглотнула. Мысль о человеке, который забивается в самый дальний угол комнаты, чтобы не быть обнаруженным, прежде чем обитатель этой комнаты ляжет спать, не оставляла ее.
Но в Le Zen не было ни одного укромного уголка. Даже для человека-змеи.
Эмма посмотрела в окно. Под колпаком уличного фонаря кружились снежинки, как рой мошек вокруг огня. Она почувствовала тупую боль, которая давила на лоб изнутри. Эмма подумала, что полтаблетки того средства на столе хватило бы, чтобы избавить ее от боли, какой бы сильной ни была начинающаяся мигрень.
Она заметила, что Паландт проследил за ее озабоченным взглядом в сторону посылки, и сказала:
– Меня это не касается, но я врач, знаете ли. Паландт засмеялся.
– Вы хотите знать, почему я заказываю эти дешевые аналоги на черном рынке?
Она кивнула.
– Да, это была глупая идея, – объяснил Паландт. – Знаете, раньше у меня никогда не было медицинской страховки. Зачем? Я всю жизнь был здоров, а если что-то пойдет не так, думал я, то просто буду жить на свои накопления в доме матери.
– Фрау Торнов?
– Это ее девичья фамилия. После развода она снова ее взяла. Вы были с ней знакомы? – Паландт обрадовался и мягко улыбнулся.
– Мы иногда встречались на улице, милая женщина, – ответила Эмма. – Я уже давно ее не видела.
– Она в Таиланде, – объяснил он. – В доме для престарелых, прямо на побережье.
Эмма кивнула. В этом был смысл. Все больше немецких пенсионеров на закате жизни переезжают в Азию, где за гораздо меньшие деньги можно получить отличный медицинский уход. И где зимой не так холодно, как дома.
– Пока ее нет, я должен присматривать за домом. – Паландт хотел еще что-то добавить, но внезапно закрыл рот рукой. Тяжелый приступ кашля сотрясал все его тело. – Извините… – Он попытался что-то сказать, но снова начал задыхаться.
Эмма принесла ему стакан воды из кухни. Когда она вернулась, он сидел с красным лицом и прохрипел едва разборчиво:
– Вы не могли бы дать мне одну таблетку?
Она протянула ему морфий со стола.
Паландт жадно проглотил сразу две таблетки. Потом кашлял еще полминуты, пока наконец не успокоился и не расслабился.
– Простите, – сказал он, беспокойно моргая. Паландт ненадолго снял очки и вытер ладонью слезы. – Иногда я просыпаюсь с такими сильными болями, что плачу.
Он снова нацепил очки на переносицу и улыбнулся с извиняющимся видом:
– Знаю, в этой оправе я похож на огородное пугало, но без них даже не замечу, если вы встанете и выйдете из комнаты, и буду продолжать беседовать с диванной подушкой.
Эмма невольно наморщила лоб и села на диван.
Неужели это правда?
Тогда это объясняет его непринужденное поведение. Тем более что, проснувшись, он мучился от боли. Без очков и со слезами на глазах он не мог видеть ее у своей кровати.
Может, он и ее сотовый еще не нашел?
Параноидальное «я» Эммы предпочитало видеть все в другом свете: Антон Паландт – талантливый актер, который просто притворяется больным, чтобы усыпить ее бдительность, однако он в парике! Но Эмме очень хотелось безобидного логического объяснения для всех мистических событий, которые она пережила и наблюдала сегодня, поэтому без обиняков спросила своего соседа:
– Вы потеряли волосы из-за химиотерапии? Паландт кивнул:
– Да, выглядит отвратительно. – Он приподнял парик, и Эмма заметила множество старческих пигментных пятен на коже его головы. – Дешевая штуковина из Интернета. Чешется просто адски. Но без нее я не решаюсь выйти на улицу. С лысиной я похож на насильника.
Он глухо рассмеялся. Эмма попыталась сделать хорошую мину при плохой игре и тоже приподняла вверх уголки губ.
«Совпадение», – сказало оптимистическое «я». «Он играет с тобой», – возразило параноидальное.
Эмма подалась вперед на диване, как раньше на сеансах психотерапии, когда хотела просигнализировать своему пациенту, что внимательно его слушает.
– Вы сказали, что это была плохая идея с иностранными медикаментами? Они не помогают?
