Свой собственный ритм не так просто сменить, как отложить в сторону, например, старомодную одежду и заменить ее новой. Ритм движений составляет часть личности, черту характера, некоторым образом, часть тела. Заставляя ребенка приспособиться к чужому ритму, взрослый подрывает психику ребенка. Если мы будем идти рядом с парализованным человеком, то почувствуем некое угнетение. Увидев, как парализованный человек подносит ко рту стакан с водой, который грозит вот-вот разлиться, мы чувствуем трудно переносимое, неудобное для нас столкновение ритмов движения. Мы стараемся подключить свой собственный ритм, и это называют «помогать». Нисколько не отличается и поведение взрослого по отношению к ребенку. Он неосознанно препятствует медленным движениям ребенка, словно отгоняет безобидное, надоедливое насекомое.
Быстрые движения ребенка взрослый тоже не может выносить и готов в этом случае даже смириться с беспорядком и неаккуратностью, которые резвый ребенок вносит в его жизнь. Это случаи, в которых взрослый «вооружается терпением», потому что здесь речь идет о видимых внешних нарушениях. Он осознает, что должен обладать волей. Но если ребенок слишком медлителен, то взрослый проявляет не что иное как вторжение. И тогда он становится на место ребенка. Вместо того, чтобы прийти на помощь его важнейшим духовным потребностям, взрослый заменяет детские попытки изучить какие-либо действия. Тем самым он блокирует своими собственными умениями пути самоутверждения ребенка, превращаясь в тяжелое препятствие его внутреннему развитию. Отчаянный плач «капризного» ребенка, которому не разрешают самому ни умываться, ни причесываться, ни одеваться, свидетельствует о первых драматических столкновениях человека во время его становления. Кто бы мог подумать, что каждая глупая «помощь», связанная с первыми притеснениями ребенка взрослым, является началом опасных отклонений?
У японского народа существует впечатляющий пример, свидетельствующий о проекции бессознательного в потустороннюю жизнь. Японский ритуал связан с тем, что в могилы детей кладут камушки или мелкие предметы, чтобы отвратить мучения, которые могут принести с собой злые духи покойным. Каждый раз, когда ребенок строит что-нибудь из этих камушков, снова и снова приходит демон и все ломает. Камушки, которые приносят родственники, предназначаются для новых построек.
Глава 14
Субституция личности
Взрослый может замещать ребенка не только тем, что он делает что-то за ребенка, но и тем, что прямо навязывает ему свою волю. Действует уже не ребенок – посредством него действует взрослый. Ж.-М. Шарко в своем знаменитом Институте психиатрии продемонстрировал, как можно внушением произвести субституцию (от лат. substituo – ставлю вместо, назначаю взамен) личности. Своими впечатляющими экспериментами он поколебал основополагающие представления о том, что человек всегда господин своих поступков. В противоположность этому он доказал, что можно подавить личность испытуемого, внушить, что у него другая личность, например, гипнотизера.
Хотя условия клиники узки и сами опыты ограниченны, они открывают путь к новым исследованиям и открытиям. Они положили начало учению о двойственности личности, о подсознании, о высших психических состояниях.
Итак, существует отрезок жизни, особенно чувствительный к внушению, – детство, в котором формируется сознание, но восприимчивость ребенка творчески преломляет поступающие извне впечатления. В этот период взрослый может вкрасться в доверие к ребенку и своей волей воздействовать на окончательное формирование воли ребенка.
Часто в школах можно встретить слишком темпераментное объяснение задания: учитель либо сопровождает слова энергичными движениями, либо разжевывает задание. Затем мы видим, как в ребенке теряется способность самостоятельно рассуждать и поступать. Ребенок воспроизводит жесты, которые отделяют его от своего «я». Его «я» уже не играет главную роль, а вытесняется личностью учителя, манеры которого имеют такую силу внушения, что беззащитная индивидуальность лишается органов самовыражения. Взрослый навязывает ребенку свою волю не столько осознанно, сколько непроизвольно, по невежеству, вообще не видя в этом никакой проблемы.
Вот что я наблюдала сама: я увидела, как почти двухлетний ребенок положил пару поношенных ботинок на белое покрывало заправленной кровати. Спонтанным, я бы сказала, случайным и ненамеренным движением я схватила ботинки, поставила их в угол и сказала: «Они грязные». Затем я рукой отряхнула покрывало, на которое он поставил ботинки. После этого инцидента маленький мальчик, заметив пару ботинок, подбегал к ним, убирал их и говорил: «Они грязные». Затем он проводил рукой по кровати, хотя ботинки ее не касались.
Другой пример. Одна дама получила коробку. В ней оказались лоскут шелка, который она протянула своей дочурке, и игрушечная труба, которую она сама поднесла ко рту и заиграла на ней. Ребенок радостно воскликнул: «Музыка!» И еще долгое время, как только выпадал случай прикоснуться к ткани, ребенок излучал радость и кричал: «Музыка!»
Запреты представляют собой благоприятную почву для вторжения чужой воли в действия ребенка, если поведение взрослого не настолько резкое, чтобы вызвать явное сопротивление. Подобное часто можно встретить в интеллигентных семьях, в которых поощряется сдержанность, или в семьях, пользующихся помощью няни. Характерен случай с девочкой около четырех лет, которая осталась на вилле родителей вместе со своей бабушкой. По-видимому, малышка хотела открыть кран в саду, но вместо него включила фонтан, который она тут же выключила. Бабушка сказала, что девочка может открыть кран, но малышка ответила: «Нет, няня это запрещает». Бабушка пыталась переубедить ребенка, говорила, что она не против, объясняла, что она находится на своей собственной вилле. Маленькая девочка смеялась, радовалась, выражала свое удовлетворение. Несомненно, у нее было желание посмотреть на фонтан, но, протянув руку, она снова отвела ее. Ее послушание в отношении запрета отсутствующей няни было настолько велико, что уговоры бабушки не помогли.
Следующий случай произошел с ребенком более старшего возраста, примерно семи лет. Сидящему мальчику захотелось вскочить и подбежать к тому, что привлекло его внимание. Однако нечто непреодолимое поколебало его волю, он должен был отвернуться и снова сесть. Какой «господин» приказал ему остановиться, мы не узнаем, так как его образ стерся из воспоминаний ребенка.
Любовь к окружающей среде. Можно сказать, что у детей преобладает строительная духовная функция – внутренняя восприимчивость, которую мы определили как «любовь к окружающей среде». Со старательным рвением наблюдает ребенок за своим окружением, и оно притягивает его. Но особенно его вдохновляют действия взрослых, которые он хочет изучить и подражать им. На долю взрослого выпадает в этой связи одна из миссий, а именно – побудить своими действиями к деятельности и быть как открытая книга, в которой ребенок нашел бы руководство своими движениями и мог бы изучить то, что изучать должно, чтобы правильно действовать.
