Как тут рассудить?
Видимо, надо попытаться понять эту старушку. Да, этот полицай не расстреливал, не совершил он тех преступлений, которые бы закрыли ему путь в красноармейский строй. Но он преступил ту черту, определенную народным сознанием, неписаным уставом деревни, согласно которому односельчане, соседи должны помогать друг другу в любых обстоятельствах. Потому и нет тому человеку прощения. А ведь он был не один такой, из бывших полицейских.
Народное сознание, народный суд и более милосерден, чем директивы НКВД/НКГБ и трибуналы, и более жесток одновременно.
Но вернемся к Коле Иванову.
Бургомистр вернулся в деревню скоро. С тремя немцами и двумя полицаями. Они окружили дом. Начали стрелять. Иванов тоже отстреливался. Но патроны вскоре кончились. Кружаленков закричал: «Сдавайся!» Иванов: «Попробуй подойди! У меня две гранаты!» Подходить не стали. Кружаленков снова крикнул: «Выходи, а то всех твоих постреляем!» Мать заголосила: «Колюшка, слезай!» Тогда Иванов крикнул: «Сейчас выйду!» Разделся, вылез в слуховое окно и огородами, по снегу побежал в лес.
Спасла его женщина. Она ехала на лошади. В кошеве – ворох шуб, собранных в одной из деревень по приказу старосты для немцев. Увидела, парень по лесу бежит, босиком, в одной рубашке. Сунула его под шубы, довезла до железной дороги, одела. За насыпью уже начинался Раменный лес. Там были партизаны.
Среди двоих полицаев, которые приехали с бургомистром брать Иванова, был некий Шукалет. Шукалет – это прозвище. Настоящее его имя Аким Кирюшкин. Родом из деревни Голодаевки. Был призван в Красную армию. Попал в окружение. Пришел домой. Для нашей местности, надо заметить, обычная история. Этот был из той же породы, что и Крукот из Афанасовки и дядя Вася Платов из Тягаева.
Мать Коли Иванова и старуху-бабку полицаи вывели на улицу, раздели и водили по деревне босыми по снегу. Правда, стрелять не стали.
Кружаленков стал жить в Мокром. Домой, в Милеево, больше не ездил. Опасался, что в дороге партизаны его где-нибудь перехватят.
А в Раменном лесу стали думать: как же его, изверга, изловить? Партизанские березы давно по нем плакали…
Но случилось так, что Кружаленкова казнили не партизаны, а сами немцы.
Иванову сделали выговор. Отняли у парня пистолет. Его он, надо заметить, не бросил, принес в отряд. Гранат у него не было. Постращал немцев и полицаев, чтобы выторговать у них несколько минут для того, чтобы выскочить из дома.
Написали письмо: так, мол, и так, благодарим вас и вашего помощника Дятлова за службу и помощь, ждите новых указаний… И подпись: «Из леса». Письмо подбросили в Бетлице, в пристанционной больнице, обронили в коридоре, когда шел прием немцев.
Письмо сработало. Немцы поверили, что мокровский бургомистр связан с лесом, и расстреляли и его, и Дятлова.
Другая история.
Из Раменного леса к Варшавскому шоссе ходили наблюдатели. Наблюдательный пункт партизаны устроили недалеко от деревни Муравьёвки. Вели наблюдение за Варшавским шоссе, записывали в журнал наблюдения: сколько техники и какая прошло в сторону Рославля, сколько в сторону Зайцевой Горы и Спас-Деменска, сколько обозов гужевых, сколько живой силы.
Останавливались на отдых у одной женщины. Муж ее погиб еще в финскую. Вдова принимала их с радостью. Зашли в очередной раз. Выпили, закусили. Хозяйка, должно быть, принадлежала к типу людей, которых с завистью и скрытой неприязнью называют «веселая вдова». Для партизан ее дом был явочной квартирой. А местные, возможно, называли его иначе. Так ли, нет, но в ту ночь кто-то из Муравьёвки донес в Мокрое о том, что к вдове пришли партизаны.
В группе наблюдателей было трое: Коля Иванов, Гришаков и еще один партизан. Их сменили. На наблюдательном посту в это время находилась другая группа. Ни немцы, ни полицаи о ней, к счастью, не знали. А эти трое должны были после смены уходить за железнодорожную линию, в Раменный лес. Но не ушли. Задержались у веселой вдовы. Выпивка и женское тепло сковали их волю, притупили бдительность. Обычная история.
Коля Иванов, видя, что ему в компании взрослых людей делать нечего, сказал, что пойдет ночевать домой, к матери. Его деревня была неподалеку.
Как только он ушел, в Муравьевку из Мокрого нагрянули полицейские. Началась стрельба. Дом подожгли. Один из партизан, Гришаков, смог выскочить и побежал к лесу. Шукалет заметил его и погнался. Оружия у Гришакова не было, патроны кончились, и винтовку он бросил в снег, чтобы легче было бежать. Но Шукалет оказался проворнее, он догнал партизана возле леса и заколол его штыком.
Первым подвигом Акима Кирюшкина была выдача советского летчика зимой 1942-го.
Летчик, раненный, вышел к деревне Цепляевка. Шукалет перевозил с лугов сено и увидел его. «К Кирову иду, – сказал тот. – Покажи, как пройти». – «Покажу, – согласился Аким. – А пока посиди на сеновале. Отдохни, поешь. Переночуешь, а утром пойдешь». Тот обрадовался.
На сеновале Шукалет вилами заколол раненого летчика, взял его планшет, пистолет и доставил трофеи в Мокрое, в комендатуру.
До этого подвига Акима в полицию почему-то не брали. В тот же день он получил винтовку, подсумок с патронами и повязку.
Осенью 1943 года, когда 10-я армия начала наступление из-под Кирова на Воронцово и далее на Десну, Шукалет ушел с немцами. Но в 1944 году внезапно появился опять. Его опознали, схватили. Сидел в тюрьме то ли в Калуге, то ли в Смоленске. Во время пересылки смог бежать. Бежал во Львовскую область. Там долгое время скрывался в лесу, в горах то ли в одной из банд УПА
[31], то ли среди «бульбовцев», то ли среди «мельниковцев», то ли среди «бандеровцев». Был схвачен. Его опознал среди пленных служивший в войсках НКВД майор Левченков. Александр Демьянович Левченков родился и вырос в Мокром и хорошо знал местных жителей.
В банде Аким Кирюшкин носил уже другую фамилию. Имел соответствующие документы. Так что, не сведи его судьба с земляком, отделался бы Шукалет стандартной десяткой на лесоповале где-нибудь за Уралом. Приспособился бы и там, в лагере. И потом, дожив до перестройки, рассказывал бы своим детям и внукам, какая плохая была советская власть, какой кровавый зверюга Сталин и как они, простые честные люди, от всего этого страдали…
В 1963 году, когда районный центр Куйбышевского района уже был перенесен на станцию Бетлица и вокруг станции вырос поселок, с калужского поезда сошел военный. В офицерской плащ-накидке, с полевой сумкой под плащом. Шел дождь. Зашел в военкомат, в районный отдел милиции. Навел нужные справки. Ему указали дом, где жил бывший партизанский связной и разведчик Николай Иванов. Офицер КГБ представился, передал привет от майора Левченкова. Затем показал фотографию. Николай Иванов тут же сказал: «Постарел… Но я его узнал. Это Кирюшкин. Аким Кирюшкин из Голодаевки. В сорок втором и сорок третьем годах служил в Мокром в полиции». Офицер КГБ спросил, кто еще может подтвердить, что на фотографии действительно Кирюшкин. Иванов назвал многих. И все в один голос сказали: это он.
