С этими словами он начал подниматься по скрипучей лестнице, а герцог остался наедине с парнем в плюшевом жилете, изумленно уставившимся на необычного посетителя.
Прошло немало времени, прежде чем снова послышались шаги хозяина, хотя незадолго до этого откуда-то сверху до герцога донесся его разгневанный голос, и когда джентльмен возвратился, его беспокойство, похоже, не только возобновилось, но еще и усилилось. Герцог полностью разделял чувства этого господина, потому что ему и самому было не по себе.
– Извольте подняться наверх, сэр, – произнес хозяин голосом человека, повторяющего заученный урок.
Герцог, незаметно сунув руку в карман пальто и стиснув рукоять пистолета мистера Джозефа Мэнтона, сделал глубокий вздох и вслед за хозяином начал подниматься по лестнице. По длинному коридору его привели в комнату в задней части дома. Хозяин распахнул дверь и сообщил о его присутствии очень просто:
– Вот он, сэ… сэр!
Герцог обнаружил, что стоит на пороге квадратной и довольно уютной комнаты, обставленной как гостиная. Она была гораздо опрятнее, чем остальные помещения дома, и не лишена некоторой элегантности. Занавески, хотя и вылинявшие, были совсем недавно постираны, стол скрывала красная скатерть, и отдельные предметы наводили на мысль о том, что кое-что из мебели нынешний обитатель комнаты привез с собой.
Перед камином стоял довольно упитанный джентльмен средних лет с бледным одутловатым лицом, увенчанным серебристо-седой шевелюрой, причесанной в модном стиле «Брут». Как и подобает джентльмену, он был одет в темный сюртук и светлые панталоны, уголки воротника его сорочки касались бакенбард, шейный платок был завязан в изящный узел, хотя при ближайшем рассмотрении герцог заметил, что элегантный сюртук лоснится, а сорочка не лишена следов починки. Сходство между ним и хозяином гостиницы бросалось в глаза, вот только его лицо говорило о непоколебимо хорошем расположении духа, чего нельзя было сказать о хозяине. Он, радушно встретив гостя, протянул ему свою пухлую ладонь и сказал:
– Ах, мистер Уэйр! Я счастлив, что вы решили нанести мне визит!
К этому времени герцог успел представить себе, как его тело выбрасывают в зловонный пруд позади гостиницы. Тем не менее он не считал себя обязанным пожимать предложенную ему руку и ограничился легким поклоном. Мистер Ливерседж, цепкий взгляд которого мгновенно обежал всю фигуру юноши, расплылся в еще более приветливой улыбке, отодвинул от стола один из стульев и предложил:
– Давайте присядем, сэр! К сожалению, вы пришли ко мне по весьма щепетильному вопросу! Уверяю вас, сэр, я вам очень сочувствую, потому что и сам был молод. Но прежде всего я обязан позаботиться о своей несчастной племяннице. Ах, мистер Уэйр, вы даже себе не представляете, какую боль и какое горе причинили девушке, чье сердце так незаслуженно похитили!
Расчувствовавшись от собственноручно нарисованной картинки, он на несколько секунд спрятал лицо в огромном носовом платке.
Герцог, усевшись, положил шляпу на стол. Затем сочувственно произнес:
– Мне и в самом деле очень жаль, мистер Ливерседж. Мне не следовало бы причинять женщинам боль и горе.
Мистер Ливерседж поднял склоненную голову.
– Это слова, – растроганно произнес он, – настоящего джентльмена! Я это знал, мистер Уэйр! В ваших жилах воистину течет голубая кровь. Когда племянница рыдала вот на этой самой груди, жалуясь на то, что ее предали и бросили, я сказал ей: «Любовь моя, ты должна верить в благородство этого отпрыска древнего рода, который не замедлит исполнить свой долг и никогда тебя не покинет!» Я благодарю Бога, мистер Уэйр, за то, что моя вера в человечество останется непоколебимой!
– Я очень на это надеюсь, – отозвался герцог. – Но, видите ли, я понятия не имел о том, будто настолько глубоко затронул чувства вашей племянницы.
– Сэр, – произнес мистер Ливерседж, – вы еще так молоды. Вам не ведомы глубины женской души!
– Вы правы, – согласился герцог. – Но неужели деньги способы унять страдания разбитого сердца?
– Да, – просто ответил мистер Ливерседж.
Услышав это, герцог не удержался от улыбки, однако вслух кротко произнес:
– Простите меня, мистер Ливерседж, но разве сделка этого рода не противна такому чувствительному человеку, как вы?
– Мистер Уэйр, – снова заговорил Ливерседж, – я не стану скрывать от вас того, что да, она действительно мне противна. Я, как вы верно догадались, очень ранимый человек и лишь весьма неохотно вступаюсь за свою осиротевшую племянницу.
– По ее наущению? – поинтересовался герцог.
Мистер Ливерседж, смерив герцога очередным проницательным взглядом, ответил:
– На основании полученных обещаний и неоправдавшихся надежд, мистер Уэйр, моя племянница понесла большие расходы. Нет нужды пересчитывать все до пенни, но свадебное платье, знаете ли, сэр, и…
– Пять тысяч фунтов? – ошеломленно уточнил Джилли.
Они посмотрели друг на друга.
– Я убежден, – укоризненно произнес мистер Ливерседж, – что вы не захотите поступить некрасиво, сэр. Учитывая завышенный характер ожиданий моей племянницы, пять тысяч фунтов нельзя считать чрезмерно большой суммой.
– Но у меня нет и никогда не было таких денег, – заявил Джилли.
Мистер Ливерседж развел руками и сказал:
– Мне очень неприятно это делать, сэр, однако я вынужден вам напомнить, что вы состоите в довольно близком родстве с человеком, который, и я в этом убежден, не сочтет такую сумму значительной, так же, как вы или я не сочли бы таковой одну крону.
– Вы говорите о Сэйле? – поинтересовался герцог. – О, он никогда этого не заплатит.
– Вы пытаетесь убедить меня в том, что его светлость поскупится и откажет кузену в такой безделице?
Герцог, грустно покачав головой, сказал:
– Я ведь не следующий в цепи наследников титула, знаете ли. Передо мной имеется еще два дяди и кузен. А мой отец, мистер Ливерседж, отнюдь не богат.
– Даже представить себе не могу, чтобы его светлость позволил протащить свое имя через трясину судебного разбирательства! – решительно воскликнул мистер Ливерседж.
– А я убежден, – мягко, почти ласково произнес герцог, – что вам покажется чудовищной идея протащить через упомянутую трясину доброе имя своей племянницы.
– Я иду на это с тяжелым сердцем, – сознался мистер Ливерседж. – Однако таков мой долг. То есть я хочу сказать, что буду вынужден пойти на это, если его светлость окажется несговорчивым. Но я и представить себе не могу, чтобы главе столь благородного рода совершенно не было дела до его репутации!
– Интересно, что бы вы предприняли, если бы я сбежал с вашей племянницей в Гретна-Грин? – задумчиво произнес герцог. – Не думаю, что ее союз с таким бесперспективным и безденежным человеком, как я, входил в ваши планы!
