– А это еще что такое? – удивленно приподнял брови герцог.
– Я не знаю, но дядя Свитин отказался ей заплатить, а она сказала, что он обещал ей деньги за то, что она будет за мной присматривать. Она была злая, как бешеная кошка! Дядя Свитин сказал ей, что нам всем даст денег мистер Уэйр. Но она больше не могла жить в том доме, потому что пришли судебные исполнители. Это очень неудобно, когда по дому ходят судебные исполнители, ведь они выносят мебель, и совершенно непонятно, как там жить. Поэтому дядя Свитин увез меня в таком тесном экипаже, что я чуть не задохнулась. Это было ужасно! И нам пришлось уехать среди ночи, и это тоже было неприятно.
– Он привез вас в ту гостиницу? Неужели он хотел, чтобы вы там жили?
– Понимаете, у него просто не было выхода, – объяснила Белинда. – Бедный дядя Свитин! У него почти не осталось денег, а мистер Миммс – его брат, поэтому он может жить и ничего не платить. Ну и, конечно, мы рассчитывали, что мистер Уэйр пришлет нам большую сумму денег, и тогда мы зажили бы хорошо. Но дядя Свитин говорит, что все пропало и все из-за меня, ведь, когда вы уезжали, я не позвала мистера Миммса, чтобы он вас задержал. Но он не говорил мне, что я должна это сделать!
– Вы не думаете, – осторожно предположил герцог, – что поехать к подруге вам понравится не меньше, чем получить огромные деньги?
Белинда задумалась, но затем покачала головой.
– Нет, потому что, если бы у меня были деньги, я все равно могла бы поехать в гости к Мэгги Стрит, – просто ответила она.
Возражать против такого аргумента было невозможно, и герцог оставил эту тему вместе с намерением указать Белинде на предосудительный характер попыток мистера Ливерседжа вымогать деньги у бедного студента. Что-то подсказывало ему, что рассудок Белинды испытывает затруднения, сталкиваясь с этическими соображениями.
Вскоре в гостиницу, выполнив задание, вернулся Том. Если мистер Раффорд, доложил он, зайдет в «Джордж», чтобы подтвердить заказ, то ему предоставят экипаж, прислав его в «Белую лошадь» в указанное время.
Герцогу совершенно не хотелось идти в «Джордж», где он несколько раз останавливался по пути в свои поместья в Йоркшире, чтобы сменить лошадей. Впрочем, он не мог припомнить, чтобы хоть однажды выходил из кареты, поэтому надеялся, что его не узнают. Он поручил подопечным собрать свои немногочисленные пожитки и отправился в «Джордж», попросив миссис Эпплби, которую встретил у подножия лестницы, подготовить его счет. Хозяйка всем своим видом дала ему понять, как сильно он ее разочаровал, а официант, переминающийся с ноги на ногу в глубине коридора, явно считал его законченным распутником.
Как бы то ни было, никто из тех, с кем герцогу пришлось иметь дело в «Джордже», не узнал его, что он счел невероятным везением. Впрочем, на обратном пути в «Белую лошадь» ему неожиданно пришло в голову: даже если бы он старался изо всех сил убедить хозяина и слуг «Джорджа» в том, что одинокий джентльмен из «Белой лошади», нуждающийся в наемном экипаже, – это его светлость герцог Сэйл, ему все равно никто не поверил бы. Данный факт заставил Джилли задуматься о том, что в случае необходимости ему будет трудно подтвердить свою личность, поскольку визитки он оставил в Сэйл-хаусе, а перстень с печатью отдал Гидеону.
Войдя в «Белую лошадь», Джилли обнаружил, что, хотя Белинда уже упаковала свои картонки, Том совершенно не готов к отъезду и не предпринял ни малейшей попытки запихнуть все вновь приобретенное имущество в саквояж, который также купил ему герцог. Часть гинеи, подаренной юноше его светлостью, Том потратил на удивительную новую игрушку, небезосновательно названную Диаболо. Он уже успел разбить бутылку для воды и невообразимо уродливую вазу, которой миссис Эпплби невероятно дорожила, утверждая, что она принадлежала еще дедушке ее супруга.
Стоило герцогу переступить порог, как миссис Эпплби встретила его потоком жалоб, сформулированных в самой резкой форме. Впрочем, Том, обнаружив, что ему не удается управлять игрушкой, высокомерно обозвал ее дурацкой штукой и великодушно подарил Белинде. Герцогу пришлось самому собирать вещи юноши, и к тому времени, как он поручил Тому затянуть ремни на сумке, сложил свой собственный саквояж и оплатил счет, экипаж уже стоял у двери. Джилли, усадив в него своих подопечных, сообщил мальчишке-кучеру: они направляются в гостиницу «Солнце» в Хитчине, и обернулся, чтобы попрощаться с миссис Эпплби.
– Попомните мои слова, мистер Раффорд, – многозначительно произнесла дама, – вам придется пожалеть об этом, потому что если я и видела когда-либо девицу легкого поведения, то вот она, сидит в экипаже! Вот уж не думала, что придется замарать рот такими словами.
– Вздор! – заявил Джилли и легко вскочил в карету.
– Это просто потрясающе! – оживленно воскликнула Белинда. – Разъезжать в частном экипаже, как настоящая леди, вот это шик! Если бы миссис Пиллинг меня сейчас увидела, она не поверила бы собственным глазам, это уж точно! Только я очень боюсь, что меня найдет и заберет назад мистер Ливерседж!
– Мистер Ливерседж, – произнес герцог, – конечно, вздорный тип, но вряд ли у него хватит на это смелости. Давайте выбросим его из головы! – Глядя на все еще испуганное лицо девушки, он рассмеялся: – Белинда, он уже ничего не может сделать! Ставлю десять к одному, он теперь и думать о вас забыл.
Сам того не подозревая, Джилли очень недооценил мистера Ливерседжа. Этот джентльмен накануне вечером чувствовал себя настолько плохо, что не мог думать ни о чем, кроме сокрушительной боли, истязавшей его мощный мозг. Тем не менее Ливерседж был не в силах отыскать средство избавления от мучений. Он с трудом добрался до дивана и на предположение своего брата о том, что, отужинав, почувствует себя лучше, ответил лишь глухим стоном. Мистер Миммс, смерив Ливерседжа презрительным взглядом, предложил ему утешение в виде напоминания: он ведь предостерегал его о том, что из охоты на птицу слишком высокого полета ничего хорошего не выйдет.
– Оставь их в покое, Сэм! – снова дал совет он распластанному на диване страдальцу. – Тогда в следующий раз, может, твоя голова останется целой!
Мистер Ливерседж открыл налившийся кровью глаз и с усилием произнес одно-единственное слово:
– Свитин!
– Тебя крестили как Сэма, и я не заметил, чтобы это дурацкое имя Свитин тебе хоть чем-то помогло! – сурово ответил мистер Миммс. – Ну, если ты не хочешь ни жрать, ни пить, то больше останется для всех остальных!
На этой радостной ноте он удалился, оставив своего брата-страдальца лежать с холодным компрессом на голове и бутылкой бренди в руке; тот не забывал время от времени прикладываться к ее горлышку.
Прошло несколько часов, прежде чем мистер Ливерседж сумел подняться с дивана и, шатаясь, спуститься на кухню. Хотя его голова по-прежнему была обвязана платком герцога, а обычный цвет лица так и не восстановился, его уже начали мучить голодные колики. Толкнув дверь кухни, Ливерседж увидел, что брат беседует с гостем – высоким худым джентльменом в костюме для верховой езды неопределенного темного цвета и в сапогах, которые видали лучшие времена, но явно были отлично подогнаны по ноге. Незнакомец поднял голову на звук открывающейся двери, и Ливерседж встретился взглядом с блестящими серыми глазами, смотревшими на него внимательно и настороженно. Перед гостем стояла тарелка с холодной говядиной, которую он уплетал с большим аппетитом. Тем не менее нож на секунду завис в воздухе и опустился, только когда мужчина увидел того, кто входит в дверь. Впрочем, он тут же расслабился и, помахав ножом, жизнерадостно воскликнул:
