– Она одна из моих ближайших друзей. Она всегда была рядом со мной. Впрочем, забавно, – он подвигает стул ближе, – она умная, но если спросить у нее, где находится Гватемала, она не имеет ни малейшего представления.
Я застываю.
– В Африке? – По выражению его лица я понимаю, что ошиблась. – В Америке? Конечно, в Америке.
– В Северной или Южной?
– Э-э, в Южной? Нет, в Северной.
– Она южнее Мексики, возле Гондураса и недалеко от Панамы.
– Замолчи, ботаник, не всем же разбираться в географии.
– Где у нас север?
– Замолчи!
– Почему у нас зашла речь о Джесс?
– Мы говорили о твоих родителях. Они хотели, чтобы ты стал юристом.
– Ах да. Это насчет одобрения, верно? Ведь чем бы ты ни занимался, ты хочешь, чтобы они гордились тобой.
– Я восхищаюсь людьми, которые учат других уму-разуму. Сама я никогда бы не сумела быть учительницей. Твой отец гордится тобой?
– Не знаю. – Он пожимает плечами. – Возможно.
– Он должен гордиться. – Я улыбаюсь. – Понимаешь, если ты завтра умрешь – господи упаси, – добавляю я, коснувшись его руки.
– Спасибо.
– Твой отец скажет наверняка: «Жалко, что я не говорил Марку, как мы гордимся им». Я никогда бы не простила себе, если бы мама умерла и так много всего осталось бы между нами недосказанным. В детстве я чувствовала себя такой несправедливо обделенной, потому что она постоянно лежала с Беллс в больницах. Но ведь столько детей вообще не имеют дома или у них развелись родители и скандалят. Эмма говорит, что часто видит людей…
– Не надо говорить, насколько им хуже, чем тебе, – недовольно ворчит Марк.
– Но ведь так и есть.
– Слушай, мы никогда в действительности так не думаем. Конечно, всегда найдутся те, кому гораздо хуже, чем тебе, но если кто-нибудь тебе скажет, чтобы ты подумала о голодающих детях в Африке, когда ты придешь к нему со своей проблемой, тебе захочется расстрелять его мороженым горохом.
– Почему мороженым горохом? – смеюсь я.
– Я не смог больше ничего придумать. Я вот что хочу сказать – все относительно: каждая проблема, каждая ситуация. О’кей, у тебя были неважные отношения с матерью, но если бы кто-то сказал тебе, что он не ладит вообще ни с кем из своей семьи, ни с матерью, ни с отцом, ни со всеми братьями и сестрами, и что ты должна считать себя счастливой, – разве тебе станет от этого легче?
– Я никогда не думала об этом с такой точки зрения. Тебе надо стать консультантом по вопросам семьи.
– С вас пятьдесят фунтов. Я увижу вас на следующей неделе?
– Да, конечно. – Меня пугает, что я ответила ему на полном серьезе.
Несколько минут мы тихо сидим и наблюдаем за проходящими мимо людьми. Наше молчание не кажется неловким. Нет, оно уютное.
– В твоей семье есть какие-нибудь необычные персоны? – тихо спрашиваю я.
– Что скажешь про бабушку, которая держала под кроватью льва?
Я смеюсь.
– Что ж, я рада, что не одна моя семья такая странная.
Уголком глаза я наблюдаю за девчонкой, идущей мимо кафе. Бейсбольная кепка задом наперед, черный бюстгальтер, черная жилетка, черная мини-юбка, маленький рюкзачок и черные высокие ботинки на платформе. Мимо идет группа парней, и я слышу, как они насмехаются над ней, но девчонка не обращает на них внимания.
– Ты видела эту девочку? – спрашивает Марк.
– Ее трудно не увидеть, верно?
– Она выглядит чуточку странно.
– Шокирующий наряд.
– Да, все верно, но она гораздо интереснее, чем другие девчонки, которые ходят, будто клоны друг друга.
Я смотрю на спины трех девушек, все примерно одного роста, каждая с крашеными светлыми волосами, и на всех мешковатые штаны, облегающий топ и кроссовки.
– О такой, как она, кто-то написал: «Эксцентричные, необычные, яркие персонажи заставляют нашу планету вращаться», – говорит Марк. – Господи, без них наша жизнь была бы скучна.
Когда Марк уходит, я дописываю свое письмо Беллс, потом иду к киоску, покупаю журналы «Вог», «Татлер», «Харперс & Квин» и «Гламур».
Через две недели я шью себе замшевое пальто на мягкой подкладке. Еще я работаю над моими проектами по дизайну и составила портфолио. Я хочу получить в будущем свой собственный лейбл, и ради этого стоит работать. Чтобы говорили: «Я купила топ от Кэти Флетчер». Я все время наблюдаю за людьми, в часы ланча захожу в разные магазины и смотрю их новинки. Я работаю до позднего вечера, закрыв бутик. Пора менять и мой имидж, поэтому я иду к моему парикмахеру-испанцу, и он помогает мне «почувствовать себя другой женщиной», как он выразился. Он стрижет спереди мои волосы каскадом. Теперь я завязываю их сзади в короткий и аккуратный конский хвост. Мне кажется символичным, что я сделала новый старт на многих фронтах и, самое главное, с мамой.
А еще я покупаю себе яркие лиловые очки для плавания и черный купальник и каждое утро плаваю перед работой.
Я даже бросила курить.
Мне нравится новая Кэти Флетчер.
35
– Джонни, кто это был? – кричу я. Уже поздно, и я собиралась лечь спать.
– Не знаю. Он положил трубку.
Я вхожу в гостиную, Эмма и Джонни смотрят телевизор.
– Он?
– Ну единственный, о ком я подумал, это Сэм, – поясняет Джонни.
– Возможно, – соглашаюсь я. К моему удивлению, Сэм звонил мне несколько раз, хотел встретиться, говорил, что нам надо поговорить, но я не видела смысла. Я сказала ему, что у нас все позади и с этим надо смириться без всякой обиды.
– У тебя изменился тон. Ты с кем-то встречаешься? – резко спросил он.
– Сэм, я была дома и ухаживала за мамой, – устало ответила я. Может, мне надо все-таки с ним встретиться и поставить точку?
Джонни вглядывается в мое лицо.
– Между вами все кончено, что ли?
– Да. Все.
– Значит, теперь безопасно говорить о нем? – спрашивает он.
– Абсолютно безопасно.
– Знаешь, я всегда считал его придурком.
– Джонни! – Эмма швыряет в него подушку.
– Все нормально, честное слово. – Я пожимаю плечами. – «Выгляди классно, чувствуй себя классно…
– …и ты ТОЧНО будешь классным», – дружно договариваем мы и начинаем хохотать.
– А как насчет «ты должен мыслить нестандартно»?
– Мне нравилось «сделано и заметано», – добавляет Эмма. – Я всегда считала, что ты заслуживаешь лучшего, – признается наконец она и замолкает, колеблясь, продолжить или нет. – Вот как этот Марк.
