Я ужасно смутилась и сделала вид, что ищу что-то в сумочке. Когда подняла глаза, Марк улыбался мне.
– Такси! – кричит Марк, показывая на черный кэб с желтым огоньком.
Мы садимся на заднее сиденье. Я пою еще одну песенку из мюзикла, и Марк присоединяется ко мне. Водитель качает головой.
– Что ты больше всего любишь на свете? – спрашиваю я. – Кроме порнухи.
Марк шутливо чешет подбородок.
– Кроме порно? Ну, пожалуй… хм… зефирное пирожное.
– Не перевозбудись.
– Ладно, а ты?
– Запах свежего кофе и хлеба.
– Кататься в солнечный день по свежему снегу.
– Ложиться спать.
Марк поднимает брови.
– С кем-нибудь или одна?
– Одна и закутаться в теплое одеяло.
– Вау, мы с тобой безумная парочка, правда? О’кей, что ты ненавидишь больше всего на свете?
– Грубых и ограниченных людей.
– Людей, которые заглядывают через твое плечо на вечеринке.
– Ой, терпеть не могу!
– Тогда надо сказать им, что ты выпил бутылку джина с двадцатью таблетками анадина
[8], и посмотреть, скажут ли они: «Ой, как интересно», – продолжает Марк.
– Автоинспекторов, – кричит водитель кэба. – И людей, которые говорят мне, какой дорогой ехать – это меня еще как злит. Думают, что знают лучше меня, хотя я много лет езжу по Лондону.
– Теперь налево, – говорит Марк.
Шофер смеется.
– О-о, я нашла! – кричу я. – «Рождество начинается в августе».
– Мне нравится эта игра. Люди, которые знают все лучше тебя, – продолжает Марк. – Я говорю кому-нибудь, что еду в Вену, а они мне говорят, что я на самом деле должен ехать в Будапешт.
– Да-да, нет ничего противнее. – Мы смеемся. – Если бы ты мог что-то изменить в себе, что это было бы? – спрашиваю я.
Марк надолго задумывается.
– Тогда я начну, – предлагаю я. – Я хочу быть не такой упрямой.
– Я слишком мягкий.
– Нет, неправда. Я видела, как ты строил в шеренгу детей. Они уважают тебя. Ты добрый, но это совсем другое. А я еще бываю слишком гордой.
– Мне нравится твоя откровенность. Ты говоришь то, что думаешь.
– Нет, Марк, не всегда. Вот погляди, сколько потребовалось времени, чтобы мы с мамой нормально поговорили. Я загоняю проблемы вглубь, коплю их.
– Ну а у меня все наружу, сердце на рукаве. Я слишком эмоциональный. Даже плакал, когда читал «Мосты округа Мэдисон».
– Какой ты нюня. Но я тоже плакала.
– И я тоже, – вмешивается шофер, слушая нас с интересом.
– Марк. – Я подвигаюсь ближе к нему, и наши колени мягко соприкасаются. – Я никогда не замечала прежде, что у тебя разные глаза. – В самом деле, один глаз карий, другой синий. Мы глядим друг на друга долго-предолго. Я отворачиваюсь первая.
– Ох, – говорит он, – нелепый случай. Я записывал счет на матче по крикету. Я закрутил карандаш между растяжками, которые держали сетку, и он вдруг у меня вырвался. Вероятность того, что карандаш попадет мне в глаз, была миллион к одному, но… – он показывает жестом на свой глаз, – мне сделали три стежка. Вот почему я теперь хожу в очках. Зато у меня появилось оправдание, если я проигрываю в теннис, – шутит он. – Ты дрожишь, Кэти. Вот, возьми мою куртку.
Он накидывает куртку мне на плечи, и я чувствую тепло от его прикосновения. Мы почти приехали, но мне очень не хочется, чтобы этот вечер закончился.
Марк словно прочитал мои мысли.
– Еще рано, – говорит он. – Хочешь выпить по бокалу вина?
Я киваю.
– Эммы с Джонни сегодня не будет. Давай зайдем ко мне?
– Отлично. Эге, мы уже приехали, – говорит Марк таксисту. – Остановитесь где-нибудь здесь.
Марк подает мне руку, когда я выхожу из кэба.
– М’леди, – говорит он, – кстати, сегодня вы выглядели неотразимо.
– Да? Благодарю вас, сэр. – Мы стоим, держась за руки. – Значит, ко мне? – наконец спрашиваю я, разжав его руку.
– Это еще зачем? – Сэм, в своей старой кожаной куртке, стоит возле двери Эммы. Теперь он направляется к нам.
Я вижу его дрожащие руки, и мне даже становится его жалко. Замерз бедняга на холодном ветру. От его самоуверенности не осталось и следа. Это не тот Сэм, который гордо шествует повсюду, стуча каблуками. Он даже толком не побрился.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.
– А я хочу спросить, что вы тут делаете? Сладкая парочка.
– Сэм, это не твое дело.
Прищурившись, он смотрит на Марка.
– Ты кто такой?
– Марк.
– Привет, Марк. Где вы были?
– Слушай, Сэм, ступай домой, – бормочу я. Марк перебивает меня.
– Что ж, если тебе действительно интересно, я пригласил ее на мюзикл «Моя прекрасная леди».
– Кэти терпеть не может мюзиклы.
– Что ж, тогда мне еще приятнее, что она согласилась пойти со мной, – спокойно замечает Марк.
– У вас что, любовь и дружба? – спрашивает Сэм с отвращением, словно сама мысль об этом ему невыносима. – Кэти стала похожа на монахиню. Держишь себя так, как будто надела пояс верности.
От моей жалости не остается и следа.
– Сэм, ты пьян.
– Марк, любитель мюзиклов и пидер, – продолжает он, – и моя бывшая подружка, превратившаяся в монахиню. Что у вас общего? Да ничего.
– Ну я просто удивлен. Ты убежден в ее целомудрии и все-таки пришел сюда. Как видишь, ситуация безопасная. – С этими словами Марк берет меня за руку.
– Сэм, уже поздно, пожалуйста, ступай домой, – тихо прошу я.
– До полуночи еще далеко, сестра Флетчер.
Мы с Марком идем дальше.
– Как ты думаешь, может, вызвать для него кэб? – негромко спрашивает Марк.
– Мне не хватает тебя, – кричит Сэм. Мы с Марком останавливаемся и поворачиваемся к нему. – Мне не хватает тебя, Кэти. Так нельзя. Нехорошо. Ты встречаешься с парнями, живешь с ними, а потом даже не желаешь с ними говорить, – возмущается Сэм. – Почему ты не отвечаешь на мои звонки? Я не уйду, пока ты не поговоришь со мной.
Я прошу Марка, чтобы он шел без меня, что я позвоню ему, когда Сэм уйдет.
– Точно, Кэти? Если хочешь, я останусь.
При этих словах Сэм направляет на него злобный взгляд.
