– Но ведь ты не окажешься на Рождество один? – допытываюсь я.
– Нет, я встречу его с Джесс и друзьями.
– А где Джесс живет? – спрашиваю я и тут же соображаю, что знаю ответ. Откуда у меня эта внезапная потребность как-то заполнить пространство между нами?
– В Эдинбурге.
– Ах да, конечно. В Эдинбурге. – Почему каждое произнесенное мной слово звучит так плоско и скучно?
– Превосходно, – ни с того ни с сего произносит он с рассеянным видом.
– Где Беллс? – спохватываюсь я. Мы оглядываемся по сторонам и идем вдоль полок на ее поиски. Мы находим ее у витрины с деликатесами; она разговаривает с мужчиной в шляпе с серебряной рождественской звездой, который стоит за лотками с оливками и холодным мясом. Разумеется, она интересуется, сколько ему лет.
– Какие-то новости насчет книги есть? – Я как будто беру у него интервью. Но тут же соображаю, что это неважно, потому что Марк меня даже не слушает. Он смотрит, как Беллс надевает на себя шляпу с серебряной звездой. – Марк? – Я легонько толкаю его. – Ты так задумался, что…
– Извини. – Он поворачивается ко мне. – Никак не могу выбросить из головы некоторые проблемы.
– Что-то серьезное?
– Да… нет… не знаю. Школьные дела. Мне необходимо обдумать кое-что.
– Я могу чем-то помочь?
– Нет, – жестко говорит он.
– Марк?
– Извини. Я не хотел так рявкать. Ничего, я разберусь.
Беллс врезается в нашу тележку.
– Эй, Беллс. Сбегай к… – Марк смотрит на меня, рассчитывая на подсказку.
Я заглядываю в свой список.
– Нам нужны мини-колбаски и пармезан.
– Бежим к колбасам! – говорит Марк и бежит вместе с Беллс.
Мы с Марком и Беллс стоим в очереди за попкорном. Беллс купила бочонок диетической колы. Мы собираемся посмотреть последний фильм с Хью Грантом.
– Вы хотите коку? – спрашивает она у нас.
– Еще? – ахает Марк. – Беллс, скоро кока польется у тебя из ушей. Надо срочно покупать акции «Кока-Колы», эта компания неплохо зарабатывает на тебе.
– Не смешно, Марк.
– Если бы я так много пила, я бы все время сидела в туалете и не видела фильма, – говорю я сестре, когда мы подходим к экрану под номером пять.
Мы садимся рядом с молодой парочкой. Я в середине. Беллс хохочет над рекламой мороженого. Я сую руку в попкорн. Марк тянется и тоже берет горсть. Наши руки встречаются, и я остро чувствую каждое его движение, каждое касание.
Вдруг раздается громкое шарканье. Парочка, сидевшая рядом с Беллс, пересаживается. «Простите, извините», – говорят они шепотом, если наступают кому-то на ногу. Я решаю не обращать внимания и не портить вечер. Не говори ничего, Кэти, твержу я себе. А мне так хочется крикнуть «ЗАДНИЦЫ!», что я с трудом сдерживаюсь. Меня утешает лишь то, что Беллс, кажется, ничего не заметила. Или заметила?
– Извините! – говорит Марк, вставая. В зале уже гаснет свет и загорается экран. Стоит полная тишина, лишь слышится шорох и шелест пакетов с попкорном и оберток мороженого. Парочка оглядывается. – Простите, что задержал вас. У вас оказались сломанные кресла? – Зрители начинают прислушиваться к разговору. – Если это так, может, вам нужно сообщить об этом владельцам?
Молодые люди растерянно переглядываются.
– Я подумал, что нам лучше сесть подальше от экрана, – бормочет парень, оправдываясь.
– Стыдитесь, – спокойно и твердо произносит Марк и садится на место. Фильм начинается.
Он снимает очки, тщательно протирает их рукавом свитера и снова надевает. Он выглядит усталым, что-то явно тревожит его. Мне хочется, чтобы он поделился со мной. Он замечает мой взгляд, потому что поворачивается ко мне.
– Что? Ты что?
– Спасибо. – Я дотрагиваюсь до его руки, и мы переплетаем пальцы.
– За что?
– Что отругал их, – шепчу я.
– Тссс! – шипят на нас из задних рядов.
Мы торопливо отдергиваем наши руки и поворачиваемся к экрану.
Молодец, Марк. Вот только Беллс после этого становится очень тихой. Я протягиваю ей попкорн, но она отказывается. Вероятно, она понимает больше, чем я думала.
Наверное, так было всю ее жизнь.
38
Беллс сидит на моей кровати и смотрит, как я одеваюсь. Я надеваю бледно-голубой свитер, завязывающийся сбоку ленточкой, джинсы и остроконечные туфли на низком каблуке.
Потом я причесываюсь перед зеркалом и замечаю в нем Беллс. Она роется в моей косметичке, выбирая помаду и пудру.
– Что это? – спрашивает она, держа щипцы для завивки ресниц. – Вы с Марком поженитесь?
– Я и Марк? Вряд ли. – Я смеюсь, завязывая волосы на затылке, но потом снова их распускаю. – Между прочим, этими щипчиками завивают ресницы.
– Почему ты не выйдешь за Марка?
Теперь она мажет ногти моим лаком.
– Э-э, он не просил меня об этом, – отвечаю я, пристально наблюдая, как она пытается покрыть ногти моим серебристым лаком.
– Я не такая, как ты, правда?
Она никогда не задавала мне этот вопрос прямо, хотя у мамы спрашивала. Я не знаю, что и сказать. Ой, пожалуйста, подскажите мне что-нибудь, как ей ответить правильно. Я не могу лгать и говорить, что она такая же, чтобы ей было приятно. Беллс сразу почувствует мое лицемерие. Я поворачиваюсь и вижу на белом белье серебряный круг.
– Беллс, ой, не надо! – Я бросаюсь, чтобы посмотреть на пятно.
Она швыряет бутылочку с лаком о стену; лак течет на ковер.
– Беллс! Что случилось? Почему ты сердишься? – Я поднимаю бутылочку и крепко завинчиваю пробку.
– Я не могу быть как Кэти, – выкрикивает она, ударив кулаком в ладонь и размазав по ладони серебро. – Я не такая, – твердо заявляет она. – Ненормальная, да?
Я сажусь рядом с ней.
– Почему ты сейчас заговорила об этом? – ласково спрашиваю я.
– Ненормальная, – снова повторяет она, сердясь на мою непонятливость. – Люди смотрят, неприятно.
– Беллс, ты нормальная для меня, для папы, мамы, для всех людей, которые тебя любят.
Мои слова ее не убеждают. Она слышала их и раньше.
– Не как Кэти.
– Почему ты хочешь быть такой, как я? Я и наполовину не такая, как ты.
– Ты красивая.
– В человеке важно не это, – твердо заявляю я. – Никогда не думай об этом.
– Не такая красивая, как Кэти.
