Книга Фантомные были, страница 31. Автор книги Юрий Поляков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Фантомные были»

Cтраница 31

– А как целуются мужчины? – поинтересовался Кокотов с неловкой иронией.

– Как бормашины.

– Неужели все?

– Некоторые вообще не целуются. Только нацеловавшись с мужчинами, можно по-настоящему оценить женский поцелуй. Помните у Цветаевой, в посвящении Софье Парнок: «Рот невинен и распущен, как чудовищный цветок!»

– Да-да, припоминаю…

– В новогоднюю ночь мы с Флер под звон курантов выпили много шампанского, стали озорничать, дурачиться и… завербовали друг друга на четыре года. Она рассказала: у нее был муж, Клод. Тоже журналист. Безумная любовь. Но он ее бросил ради богатой студентки из Сорбонны. Флер сошла с ума, хотела покончить собой, лежала в клинике и там познакомилась с художницей Аннет, лечившейся от наркомании. Новая подруга с постепенной нежностью убедила ее в том, что женщины вполне могут обходиться без волосатых обезьян, именуемых в просторечье «мужчинами». Ничего, что я так?

– Ничего-ничего…

Рассказ Обояровой будил в Андрее Львовиче странные чувства, словно бы он одетый забрел на пляж нудистов и теперь колеблется: уйти поскорей прочь или немедленно раздеться самому?

– …Выписавшись из больницы, Флер и Аннет несколько лет счастливо жили вместе, но потом художница снова села на иглу и умерла от передоза. Флер каждый день ходила к ней на могилу и поклялась больше никогда не привязываться ни сердцем, ни телом – ни к мужчине, ни к женщине. Понимаете? Она, как и я, решила стать головой профессора Доуэля! Друзья, видя ее состояние, выхлопотали место в московской редакции «Пари-матч», подальше от горькой кладбищенской земляники. И мы встретились в Суздале. Две головы профессора Доуэля. Ведь правда это рок?

– Безусловно! – подтвердил писатель, представив себе в супружеской постели два юных женских тела с бородатыми головами.

– …Пока Флер работала в Москве, мы виделись каждый день, сидели в кафе, бродили по подмосковным усадьбам, иногда я оставалась у нее…

– А Вадик? – Кокотов ощутил мужскую солидарность с жадным фотографом, которого Наталья Павловна оснастила столь затейливыми гендерными рогами.

– Вадик? Я говорила ему: ночую у мамы. Пришлось объяснить, что мы с ним окончательно переросли физиологию, потому наш брак теперь нерушим и вечен. Это его вполне устраивало, ведь у него была Нелли из Реутова. Когда Флер приходила к нам в гости, он торопился оставить нас наедине…

– Неужели он ни о чем не догадывался?

– Нет, не догадывался! Вадик понимал, как мне с ним скучно, и радовался, что у меня появилась отдушина. А вообще-то мужья обычно переоценивают свою роль в жизни жен, и главное – их в этом не разубеждать. Так советовала моя мама. Но потом у Флер закончился контракт. Боже, как она рыдала в аэропорту, когда мы ее провожали! Даже Вадик немного удивился, но я объяснила, что несчастная журналистка оставляет в России любимого человека. Заметьте, не соврала! И он тоже кинулся ее успокаивать: у мужчин в мозгах одностороннее движение. Ну, не хмурьтесь, Андрюша, не у вас! Вы же писатель!

– А я и не хмурюсь! – отозвался слегка потрясенный Кокотов.

– Нет, хмуритесь. Я вижу! Полюбите нас черненькими – беленькими нас всякий полюбит! В общем, Флер уехала домой, но мы почти каждый день говорили с ней по телефону. Потом она несколько раз покупала путевки и прилетала в Москву, а я – в Париж. Начальник отдела был в меня влюблен и безропотно выписывал командировки. Флер снимала милую квартирку без кухни в Латинском квартале, и наша кровать с видом на Сену занимала почти всю комнату. А может быть, и почти весь мир…

8. Два разрыва

– …Флер была на седьмом небе и повезла меня в Ним, знакомить со своими родителями. Вы бывали в Ниме?

– Не приходилось… – ответил Андрей Львович, дважды в жизни выезжавший за рубеж: один раз с делегацией детских писателей в Болгарию, а второй – с Вероникой, сразу после свадьбы, в Анталью, где юркие турки всех молодых русских женщин, в особенности блондинок, зовут Наташами.

– Роскошный город! Море, римские развалины, магазины… Ее родители оказались потомственными парикмахерами и владели сетью салонов. На фронтоне их дома, построенного еще в семнадцатом веке, красовались расческа, ножницы и завитой парик. Ее отец, мсье Лоран, уверял, что именно его предок послужил прототипом Фигаро, а в Севилью Бомарше перенес действие из политической осторожности…

– И что родители? – мрачно поинтересовался писатель, уязвленный своей географической убогостью. – Они тоже ни о чем не догадались?

– Ну что вы! Они все знали про Аннет, очень жалели дочь, потерявшую любимую, и обрадовались, когда у нее появилась новая подруга. Вообще я им понравилась, особенно мсье Лорану. Это он посоветовал мне короткие стрижки, раньше я носила длинные волосы. Вместе с родителями за долгими семейными обедами (французы едят часами!) мы обсуждали, кого бы нам с Флер удочерить или усыновить. Тогда были в моде сироты с Мадагаскара. Потом мы вернулись в Париж, я подумывала о поступлении в Сорбонну, а она уговорила одного голубого журналиста фиктивно на мне жениться, чтобы оформить французское гражданство. Это теперь у них там кругом однополые браки, а тогда – ни-ни… Но однажды я проснулась ночью в нашей кровати с видом на Сену, посмотрела на Флер, чуть похрапывавшую во сне, и поняла…

– Что?

– Я с ужасающей отчетливостью поняла: все это неправильно и бессмысленно, я – затянувшаяся детская игра, вроде пирожков из мокрого песка. Но только их лепят и угощают ими друг друга не девочки, а две взрослые женщины, лежащие в широкой супружеской постели. Одну бросил муж, и она обиделась на всех мужчин. А другая чудит в ненормальном, подарочном браке. И все это надо немедленно заканчивать! Наутро я сообщила Флер, что еду в Москву разводиться, а потом вернусь к ней навсегда. Она пообещала к моему приезду подыскать другую квартиру – побольше, с детской комнатой, и даже купить гидроматрас. В те времена – последний писк! А еще она сказала, что хочет умереть со мной в один день. Если люди не хотят умереть в один день, то и жить, конечно, вместе не стоит. Правда же, Андрюша?

– Правда, – кивнул Кокотов и вообразил, как его и Наталью Павловну под истошные звуки духовой меди хоронят в дорогом двуспальном гробу.

– Я приехала в Москву и затаилась, оборвав с Флер все связи. Она пыталась связаться со мной по телефону, отбивала телеграммы, заваливала письмами, подсылала ко мне знакомых, и все это с одним лишь вопросом: «Натали, что случилось?» Мадам Лоран, обеспокоенная судьбой дочери, дозвонилась до моей мамы, чтобы узнать, почему я веду себя хуже, чем Настасья Филипповна? Но поскольку мама французского не учила, а мадам Лоран, как и положено гордой галлке, презирала английский, они друг друга не поняли. Мама вообразила, будто я заняла у Флер деньги, и страшно меня бранила. Наконец в очередной раз ко мне примчался Сирил, ее сменщик из «Пари-матч», и, коверкая от волнения слова, закричал, что если я «не открикнусь», Флер «закончит собой». Я «открикнулась», передала через Сирила, уезжавшего в отпуск, короткое письмо, в котором клялась в вечной любви, но намекнула, что на самом деле работаю тайным агентом КГБ под крышей АПН… Мне было приказано завербовать Флер, но я отказалась и теперь стала навек «невыездной». Более того – за мной по пятам ходят громилы из «отдела убийства инакомыслящих». И знаете, Андрей Львович, сработало!

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация