— Как ты собираешься поступить с Вилардом?
— Это твой недруг, — напомнил мне генерал, — тебе решать его судьбу. И, кстати, когда появится Айван, передай ему, что я буду чрезвычайно рад с ним побеседовать.
Я кивнула уже в закрытую дверь и резко повернулась к стене у кровати. С некоторых пор я остро чувствовала присутствие рядом с собой бестелесного гостя.
— Вам также показалось, что в его словах скрыт резкий негатив и неодобрение моего поступка? — Айван проявился не сразу. Сперва показалась часть, которую можно было принять за голову, будто он выглядывал из самого пространства, чтобы убедиться в собственной безопасности. Затем появилась остальная часть полупрозрачного тела. Наблюдая за этим, мне стало казаться, что существу эта своеобразная игра в прятки доставляет удовольствие. Интересно, что его в этом мире еще способно развеселить. Учитывая прошлое его расы, думаю, что не многое. И все же, в некоторых вопросах он вел себя как подросток.
— Вы опасаетесь гнева генерала? — улыбнулась я.
— О, разумеется, нет. Всему виной наше непреодолимое различие взглядов, обусловленное менталитетом, воспитанием, возрастом и опытом. Особенно четко это прослеживается в отношении жизненных приоритетов и… чувственной сферы.
Почему-то до сих пор я ни разу не задумалась о том, что хаа-рашсы были любимы и любили, возможно, страдали из-за неразделенной любви. Я воспринимала их как древних могущественных, бестелесных и довольно несчастных, но достаточно самоуверенных существ, в один миг потерявших все в результате ненависти тех, кого сами же создали.
— Скажите, Айван. Вы когда-нибудь любили? — вырвался у меня вопрос.
— Насколько я успел понять, из того что вы вкладываете в понятие «любовь», то нет. В моей жизни была избранная родом… женщина. На нашем языке ми-лани. После окончания моей службы я должен был бы соединиться с ней и создать новую ветвь рода, древо которого простиралось на сотни ответвлений. Я оттягивал этот миг, не желая так рано покидать корабль и любимое дело.
— И вы никогда не увлекались кем-то. На корабле?
Мне показалось, что он покачал головой:
— На корабле не было лиц противоположного со мной пола. А однополые отношения нашей расой не приемлемы.
— Женщины не служили на корабле? — удивилась я.
— Все из-за нашей специфической физиологии, — пояснил Айван, — полет может продолжаться от половины до двух декад. Этот период иногда совпадает со стадией, которую переживает мужчина хаарашс на пути к вхождению в силу. Наш организм на несколько дней становится ядовитым для наших женщин. Мы способны их убить, даже нанеся случайную царапину, не говоря уже о более близком контакте. Возможно, это одна из причин, почему некоторые из нас стали искать себе временных партнерш среди других рас.
— Неужели с женщинами других рас риск уменьшается? Или они нечувствительны к яду? — удивилась я.
— Их не так жалко, — признался Айван и, видя мою реакцию, продолжил, — да, мы действовали часто как завоеватели, и не всегда были лояльны с теми, кто оказался в нашей власти. Теперь, вы, наверное, считаете что все, что с нами произошло справедливо?
— Я не та, кто может кого-то судить. И вы это знаете, раз побывали в моих снах.
Айван на несколько минут замолчал, а я не стала прерывать тишину, воцарившуюся в комнате. Наконец, с неприсущей для существа нерешительностью, он произнес:
— Я хочу чтобы вы знали, Шания. Если бы произошло чудо, и я бы обрел свое тело, то скорее предпочел бы принять рапаш, чем навредить вам даже прикосновением.
Это неожиданное признание невероятно меня смутило, но отвечать мне не пришлось. Айван исчез.
36
— Что ты, мать твою, с ней сделал? — это было первое, что услышал генерал, войдя в камеру к Адриану Виларду. Хриплый рык раненого и взбешенного животного. Пленником занимался врач, пожилой дородный мужчина в очках с густой бородой. Он всегда выглядел старше и солиднее их всех. Быть может потому, что прибыл на Хоуп уже пожилым человеком. Таким и остался.
— Добрый день, доктор Касл, — игнорируя вопрос, поздоровался с врачом Дамир, — как ваш пациент?
— Неплохо, — док вымыл руки и сложил в небольшой кожаный чемоданчик перевязочные материалы, — переломы ребер, обморожение тканей и сотрясение устранили. Горло нужно будет поберечь, а в целом, состояние пациента удовлетворительное.
— Благодарю вас, док. Можете быть свободны, — распорядился генерал, и, дождавшись пока в камере они с пленником останутся вдвоем, взял грубый деревянный стул, и сел на него верхом напротив Виларда. Раненый смерил своего тюремщика злым взглядом и повторил вопрос, вложив в него всю свою ненависть и боль.
— Она стала частью этой планеты. К сожалению, никто бы из нас не выжил, останься мы такими как прежде.
— Что за бред! Это тюрьма сделала вас всех безумцами? Но она причем? В чем она была виновата?
— Ты задаешь мне вопрос, на который мог бы ответить сам, — генерал подавил вздох. Он устал. Груз ответственности, что он взвалил на себя полтысячелетия назад сейчас давил как никогда. Как бы он хотел забрать Шанию, угнать корабль и улететь с ней далеко. Там, где бы ей ничего не угрожало, где бы она не зависела ни от него, ни от обстоятельств, и где бы он смог доказать свою любовь.
— Значит, у нее от тебя нет секретов?
— Секреты есть у всех, — ответил Дамир, — и я допускаю, что Шания о многом умалчивает. Но она искренна со мной, мне этого достаточно.
— Она тебя сильно зацепила? Или же ты просто решил воспользоваться ситуацией? Она так беззащитна, легко навязать ей свою страсть, которую она не может отказаться принять. Возможно, ты ее спас. Но это не значит, что ей придется платить за это всю жизнь.
— Легко было тебе, разрушить ее хрупкий мир, подчинить своему желанию, изнасиловать. А мне всего лишь пришлось собирать ее жизнь из осколков.
— Я ее люблю, — с нажимом произнес Вилард, — и рано или поздно добьюсь, что она меня примет и простит. Я готов ждать сколько угодно, и сделать для этого все. Кем бы она ни стала! Что бы ты с ней не сделал! Помочь ей сбежать, уничтожить врагов, тем более что это те же люди, что погубили моего брата. Вот видишь, я не скрываю от тебя своих планов. Все честно!
– Вижу, ты вообще честный парень, — улыбка на лице Дамира была способна напугать, но Вилард давно уже перешел черту между страхом за жизнь и презрением к смерти.
— Ты держишь ее в плену! Что бы ты там ни думал, для нее ваша база та же тюрьма. Я знаю эту женщину и знаю то, как она чувствует и мыслит. — Адриан сжал ладони в кулаки. Генерал проследил за его движением и склонил голову на бок. Он понимал, что провоцирует пленника, пытаясь того взбесить. Для чего? Возможно, чтобы их противостояние закончилось как можно быстрее. Одним ударом.
— Ты ее не получишь. Никогда. А теперь отдыхай, восстанавливайся. Завтра у тебя трудный день.
