Вот бы греческий стратиг приказал верховым отступать! Будто мало русы уже видели следы копыт и кучи навоза там, где их было поджидала конница!
Но сам доместик схол Востока, старший царев воевода, неужели побежит, как тот неведомый стратиг на перевале у горного монастыря?
Слишком уж все просто выходит. Слишком просто…
Повинуясь короткому приказу, воеводская дружина выдвинулась вперед и вправо, поближе к зеленой стене деревьев. Помня засаду в лесу на перевале, Мистина с досадой косился на эту зелень, но в этот раз у него не было возможности проверить ее заранее.
А дружины Хавстейна, Ивора и Тормара все шагали и шагали, гоня перед собой разбегающихся вражеских пешцов. Склоны речного русла и поле за спинами наступающих уже были завалены изрубленными телами; где-то карабкались отставшие, где-то пытались ползти раненые. Попавшихся под ноги добивали.
– Ру-у-усь! – несся над полем боевой клич, похожий на вой. – Перу-у-ун!
* * *
И тут, перекрывая кличи наступающих, крики гибнущих и бегущих, над смертным полем разнесся звонкий и страшный зов трубы.
Из-за ближайшей рощицы вырвалась лавина всадников в броне, на облитых железом конях. С опущенными копьями она ринулась точно в бок наступающему справа русскому строю. Сама земля содрогалась и стонала под этим воинством. В глазах русов, когда и для человека-то доспех – редкость и сокровище, одоспешенные кони казались чем-то невероятным, невозможным. Мелькнуло воспоминание: греки говорили, что здесь рядом пещера, а в ней – лаз в мир мертвых. Будто это духи войны, неуязвимые и бессмертные, вырвались из Нави нам на горе и несут неминуемую гибель на концах своих длинных пик.
Вот оно, йотуна мать! То, чего Мистина ждал, но не мог предотвратить.
– Все вперед! – рявкнул он своей запасной дружине, спрыгивая с коня. – Бегом, ёж твою в киль!
И они побежали. Рвали жилы, сотнями ног топча землю, камни и трупы. Но катафракты были быстрее. В числе первых Мистина взобрался на противоположный берег и увидел, как разогнавшийся железный змей ударил в бок русскому строю, смял и разметал правый край, как вихрь – кучу палых листьев. Лязг, грохот, крики людей и лошадей оглушали. Одних проткнули жала копий, других стоптали копыта, третьи, отброшенные и ополоумевшие от страха, побежали. Железные всадники взялись за мечи и булавы, круша и топча тех, кто еще пытался сопротивляться.
Стяг Ивора с правой стороны еще метался среди гущи боя. Потерявшие строй русы теперь отбивались кучей. Их оставалось не меньше половины, раза в три больше, чем катафрактов, однако тем на помощь уже спешила фемная конница. Всадники пробивались через толпу отступающих греческих пехотинцев, нацелившись на два оставшихся русских полка. А из-под прикрытия деревьев выходили все новые свежие отряды греков.
Еще немного – и дружину Ивора просто перебьют, а затем отрежут, окружат и две других! Каждый из отроков Мистины понимал это, и они бежали так быстро, как, наверное, не бегали никогда.
* * *
Они успели. От ярости рыча как звери, русы навалились на катафрактов сбоку. Всадники уже потеряли разгон и оставили в телах убитых большинство пик; теперь им пришлось развернуть морды коней навстречу новой опасности. В первый миг казалось, что эти существа – бессмертные: стрелы и сулицы отскакивали от сверкающей брони. Обученные боевые кони поднимались на дыбы и обрушивали копыта на подступивших людей. Но и в таком положении русы не обещали врагам легкой победы: закаленные хирдманы умели драться и в строю, и в толпе, и в одиночку. Теперь они без удержу лезли на всадников, как злющие псы на медведя.
Выхватив у телохранителя свою «крылатую» рогатину с серебряной насечкой на втулке, Мистина шагнул вперед. Под ноги упало чье-то тело с разбитой головой. Рядом мелькнули тяжелые копыта поднявшегося на дыбы боевого коня; нырнув вперед, Мистина всадил наконечник в не защищенное броней конское брюхо.
Кровь пела, пробужденная духом Одина. Мистина не думал, как быть и что делать, голос Одина изнутри подсказывал каждый шаг. Он родился и вырос среди дружины, деревянный меч был его первой игрушкой, и к двадцати пяти годам битва стала его естественной стихией, как для рыбы – вода. Бог войны просыпался в его крови по первому зову, потому что жил там всегда.
Захрипев, конь повалился на бок, придавил всадника. Рядом хрустнул щит телохранителя: кто-то из катафрактов метнул с седла пику, целясь в золоченый воеводский шлем, но Ратияр, прикрывавший слева, успел отразить угрозу. Арне тут же зацепил метателя ростовым топором за наплечник, сдернул с седла; вдвоем с Ратияром они с упоением вколотили катафракта в землю.
Греки поняли: вчетверо превосходящие числом, хорошо вооруженные и сплоченные русы сейчас их просто сомнут. Откатились назад, вырвались из смыкающихся клещей. Дружина Мистины соединилась с остатками полка Ивора, вновь образовав плотный, ощетинившийся железом строй. Мистина оглянулся на трубача:
– Труби отход! Все назад!
Русы начали пятиться, отбивая наскоки всадников. Дойдя до сухого русла, так же осторожно, спиной вперед стали спускаться. Греки усилили нажим, стремясь смять «стену щитов», как до того русы смяли их пехоту. К счастью, этот склон был более пологим, а лошади фемных всадников – не чета обученным и сильным коням катафрактов: они бесились, пугаясь тесноты и грохота сечи. Всадникам стоило большого труда их удержать. Искалеченные лошади с подрубленными ногами падали и бились, мешая соседям.
Вскоре наступление приостановилось. Тут же боевые рога русов сыграли приказ «Воротись!»; закинув щиты за спину, отроки полезли на противоположный склон. Греческие стрелы обрушились на них, вонзаясь в твердое дерево. Иногда пробивали насквозь, пригвождая щиты к спинам тех, у кого не было надежного доспеха. Отходя, войско отмечало свой путь лежащими телами.
С немалым числом раненых, русы все же поднялись на свой берег и развернулись. Уменьшившись в числе, они по-прежнему выглядели грозной силой.
* * *
Варда Фока выбранился шепотом. Все шло как надо: скифы позволили выманить себя из удобной позиции, удар катафрактов вышел на славу, оставалось лишь зажать дрогнувшего противника конницей и истребить начисто. Но никто не ожидал от скифов такой выучки и хорошего управления. Варда не думал, что оставленный скифским архонтом запасной отряд сумеет в последний момент выправить положение на уже разгромленном крыле.
Но ничего. Он уже дал распоряжение: сейчас подойдут свежие отряды пехоты, беглецов также вернут. Людей у него по-прежнему вдвое больше.
– Клянусь кровью Христовой! – Варда обернулся к своему помощнику-гипостратигу, протоспафарию Иллариону. – Все, кто там разбежался по рощам, сейчас пойдут в бой и будут наступать до тех пор, пока варвары не свалятся от усталости и ран! Конница прикроет их стрелами, а после завершит разгром.
Да, битва будет кровавой, но исход все равно один!
Похоже, скифский архонт тоже это понял. Скифы вдруг все разом вскинули свои большие круглые щиты за спину, развернулись и бегом пустились к стенам Гераклеи.
