– Ну, кони им на стены лезть не помогут! – возразил Добылют.
– Так и мы тут до зимы обороняться, что ли, станем! – возмутился Величко.
– Нет! – ответил Мистина. – В поле мы больше не пойдем, это только головы класть понапрасну. И сидеть здесь толку нет.
– Уходим? – с надеждой вскинулся Родослав.
– Да. Поворачиваем штевни.
– Уносим ноги, – выдохнул Ивор.
– Истину глаголешь! – Мистина ткнул в него пальцем.
– Свенельдич! – настойчиво окликнул его Тормар, привставая с места.
– Что?
– Вниз посмотри. Ты стоишь в луже крови.
Мистина глянул себе под ноги. В луже – это Тормар преувеличил, но кровь из раны на плече, стекая по пальцам, уже испятнала плиты двора возле его левой ноги.
И только сейчас пришло ощущение боли сразу в четырех местах: на скуле, в плече, на бедре и на груди, где сорочка уже присохла к содранной коже. Раньше он чувствовал раны, но как-то отстраненно, как не свои, и оценивал их лишь в рассуждении того, мешают ли двигаться и делать дело. Пока не мешают – остальное потом. Но теперь закружилась голова и потянуло присесть.
Бог в крови, что вел его на поле битвы, указывал путь, отсекал боль и страх за жизнь, теперь умолк, сделав свое дело. Мистина остался наедине с собой – как обычный смертный человек. Если раньше его заботило лишь то, чтобы вытащить всех, кто нуждается в его руководстве и помощи, то теперь стало ясно: в помощи нуждается и он сам.
Когда-то он сказал Хельги Красному: «Разумный человек всегда поймет, когда кончается упорство и начинается упрямство. Собственно, умением их разграничить он и отличается от неразумного». Пришла пора показать, что он и сам способен применить эту мудрость на деле.
* * *
Не зная, что принесет русам день сражения, Мистина заранее приказал погрузить всю добычу и большую часть припасов на скутары. Еще полдня отдыхали и перевязывали раны. Скорее всего, прямо сегодня стратиги на городские стены не пойдут, но завтра на заре их уже вполне стоило ждать. Поэтому к рассвету здесь должно быть пусто.
Еще до сумерек дружины потянулись к причалам. В городе ничего поджигать не стали, чтобы не подать грекам знак о своем отступлении и не побудить к немедленному приступу. Около сотни лодий пришлось бросить – их было некому вести. Мистина лишь приказал наскоро пересмотреть их поклажу, выбрать что подороже и перенести на те, что уходили. Пленниц заперли в опустевшем здании склада близ причала: греки придут, выпустят. Увезти их с собой было нельзя из-за нехватки места на скутарах. Правда, нашлось с десяток отроков, что просили разрешения взять по девке взамен своей доли прочей добычи.
Одна за другой лодьи отходили от причалов широкой Гераклейской бухты. Чего только она не повидала! Русы не знали прежнего константинопольского патриарха Николая Мистика, но если бы он увидел их сейчас в этой гавани, то вновь вспомнил бы мысль из одного своего письма: «Мирское колесо не прекращает своего движения, но еще движется и всегда будет двигаться, возносясь вверх и вниз, пока существует на земле человек и дела человеческие». Вознесенные мировым колесом народы уходят во тьму, а на смену им являются новые – на таких же простых судах с двумя-тремя десятками гребцов, чтобы в свой черед заявить о своем праве на будущую славу в веках и мощь среди народов… Русские скутары, что сейчас уходили из Гераклеи, нагруженные разной добычей так, что внутри едва оставалось место пройти, видом своим были весьма похожи на «эпикопа», «весельные корабли» первых дорийских переселенцев, впервые явившихся сюда полторы тысячи лет назад. А главное, духом гребцов, готовых веслом и мечом расширять пределы доступного мира.
Солнце садилось, бросая на море красную дорожку с запада – будто поливало кровью обратный путь. Впереди лежало шесть-семь переходов до Боспора Фракийского, где вполне могли поджидать огненосные хеландии. Потом рубежи Греческое царства, за ними болгарская земля… Об устье Днепра и долгой дороге вверх по реке и думать сейчас не хотелось – родной Днепр отсюда казался куда более далеким, чем река Ахерон, текущая прямо в царство мертвых.
Но хотя бы отплытие прошло благополучно. Ворота Гераклеи оставались закрыты, и едва ли в густеющих сумерках греки заметят, что со стен исчезли шлемы и панцири лучников. А если и заметят, то на приступ на ночь глядя не пойдут: побоятся хитрости и засады. Всем ходом этой войны стратиги показали: безумная отвага им несвойственна.
Все дальше отодвигался длинный высокий мыс, запиравший Гераклейскую бухту. Глядя туда, Мистина отчетливо понимал: там он и должен был остаться. И сейчас еще он чувствовал, как лица его касается черный ветер: он подошел к самому краю и едва не шагнул за этот край. Боль сразу в трех местах под повязками не давала забыть, как близок он был к тому, чтобы упасть в объятия звездоокой богини. Не должен он был выжить – как Хавстейн, Извей Илаевич, Невед, Дубовец, Уженец и более сорока человек его собственной дружины.
Живущие мечом хорошо знают главный завет удачи: не зарывайся. Опытным людям чутье подсказывает, когда пора отступить, чтобы в погоне за удачей не потерять жизнь. Наверняка и Хавстейн перед вчерашней битвой видел дно в колодце своей судьбы. Но бывает и так: запас удачи заканчивается, а отступить все равно нельзя. Перед битвой Мистине просто некогда было об этом думать, но сейчас он отчетливо понимал: свой запас он вычерпал до дна. Уж слишком долго его войску везло и слишком долго оставался невредимым он сам.
Сегодня он должен был заплатить за все разом. Но какая-то сила все же выдернула его из готовой захлопнуться пасти. И если это не своя удача, тогда чья?
Глядя на уходящий вдаль пафлагонский берег, Мистина осторожно, чтобы не повредить повязки, просунул руку за пазуху и коснулся того места, где тринадцать лет носил костяного ящера. В этот раз Черная Невеста получила бы свою добычу, если бы… Если бы Мистина не был ей достойным противником и не хранил свою жизнь, будто Кощей свою смерть, подальше от себя. На груди той, что олицетворяла для него иную богиню – хранительницу жизни.
Там, где прежде висел костяной ящер, его пальцы коснулись шелка маленького мешочка. В нем Мистина держал два драгоценных цветка с дерева из Золотого царства, в каплях росы из крупных жемчужин.
Русы возвращаются домой. Настанет день, и он получит свою жизнь назад. Когда привезет лучшее, что нашел в Греческом царстве, самой лучшей из тех, кто ждал его на Руси.
Пояснительный словарь
Архонт – так по-гречески обозначался вождь или главарь вообще, и так называли правителей варварских стран, в том числе Руси.
Асикрит – служащий «секрета», то есть министерства, чиновник.
Багаин – титул, представитель средней и низшей древней болгарской знати, рангом ниже боилов (бояр), полководец, предводитель небольшого военного отряда.
Багатур – болгарский воин.
Банд (банда) – низшее территориальное подразделение византийских фемных войск.
