– Спасибо тебе, отче! – Клавдия упала на колени и прижала к губам потрепанный край рубища, облачавшего святого старца.
Это было не утешение – утешений она наслушалась, – но истинное пророчество и твердое обещание. Блаженный муж по имени Василий уже много лет жил в Константинополе и был широко известен благодаря своей святой жизни, дару исцеления и прорицания. Знали его и в самой царской семье: августе Елене он пять лет назад предсказал рождение сына, который воцарится, достигнув совершеннолетия. Отец Елены, василевс Роман, тогда посмеялся, сказав, что теперь знает срок своей смерти, и внука нарек тоже Романом. Виделся с Василием и сам Роман август: призванный в царские палаты, Василий кротко укорял главу христианского мира в корыстолюбии и блудодействе, но Роман и принял укоры не менее кротко и пообещал исправить жизнь свою. Многие позавидовали бы такой близости к богохранимому царскому семейству, однако к мирским благам и мирской чести Василий был равнодушен. От золотых номисм, что дарила ему царица, он отказался, назвав золото тернием, кое неприятно держать в руках, и двери кельи его по-прежнему были открыты для любого недужного или бедняка, кто просил помощи, наставления и утешения.
«Иакова-медника жена просит сына, чтобы муж не пил… – зевая, записывал Федос, раб-писец, сидя за беленой стеной старцевой кельи. – Леонила – ведьма, может наводить порчу…»
Под хитро устроенным звуковым оконцем у него было оборудовано удобное место для письма: столик, восковые таблички – не тратить же пергамент для всей этой бабьей дури, – кувшин разведенного вина и миска с вялеными смоквами.
В Константинополь Василия принесло Господне чудо – в прямом смысле принесло, по волнам. Без малого пятьдесят лет назад патрикий Самон приказал сбросить Василия с плывущего корабля, но два дельфина вынесли его на берег в предместье Константинополя. Здесь он жил сперва в доме некоего Иоанна, но после смерти хозяина и его жены, уже успев немало прославиться, перешел на жительство к другому домохозяину. Вольноотпущенник Константин, родом из Колхиды, по прозвищу Варвар, в Василею Ромеон был привезен еще отроком. Магистр Валериан, его хозяин, через двадцать лет отпустил его на волю, даже дал средства завести торговлю. А уж когда Валериан стал эпархом Константинополя, при таком покровителе дела Константина пошли совсем хорошо.
Сейчас Коста Варвар – высокий, грузный мужчина – был уже немолод, седые пышные волосы и кудлатая борода с редкими проблесками изначального черного цвета торчали во все стороны, а широкое лицо с толстым, сильно загнутым книзу носом благодаря коровьему взгляду карих глаз имело туповатое выражение. Но он был не так уж глуп: ему хватало ума хорошо выполнять порученное дело, но не хватало бойкости, чтобы пытаться извлечь из него личную выгоду.
– Потом был Ананий, торговец зерном, просил молиться за сына Филарета, что вечно ссорится с матерью и бабкой, – старец посоветовал сына женить, – докладывал вечером, когда Василий удалился на молитву, хозяину писец Федос, поглядывая в таблички: за день у старца посетителей перебывало много. – Была Антония, вдова кентарха Павла, что погиб при Мелитене семь лет назад – сын у нее подрос, хочет поступить в тагму Схол, и покровитель там есть. Антония спрашивает, отпустить ли сына служить или тоже убьют…
Федос с усилием подавил зевок, крепко зажав рот ладонью.
– Да что ты все зеваешь? – с досадой одернул его Коста, который, глядя на это, сам с трудом удерживался от зевоты.
– Так целый день бормотание слушаю, да бабы причитают – оттого голова болит и в сон клонит, – жаловался Федос.
– А кувшин вина за день кто вытягивает – Георгий Писида?
[9] Оттого у тебя и голова болит. Ну, что там еще?
– Был Трифон, винодел, просил молиться за него ради благополучной дороги, а то он боится плавать, а ему надо ехать на свои виноградники близ Ребы… А, это любопытно!
Федос, невысокий и смуглый, с большим носом армянин, еще молодой и бойкой повадки, стряхнул дрему и взглянул на хозяина: Коста и сам почти спал.
– Что? – очнулся тот, вздрогнув.
– Трифону старец ответил: ни виноградников, ни винограду не будет на Ребе и в Халкедоне по осени, ибо будет только пепел и прах. Не будет вина ни в Вифинии, ни в Пафлагонии, ни в Никомедии, а только пламень, плач и стоны. Не езди, стало быть.
– Отчего так? – Коста протер толстой рукой слипающиеся глаза.
– Сказал, налетят дикие скифы и порушат все, коли не покроет покровом своим Пресвятая Богородица.
– Скифы? – Коста вытаращил глаза. – Налетят на Халкедон и Никомедию?
– А еще всю Вифинию и Пафлагонию.
Коста поморгал. Федос ждал, ладонью заталкивая зевки обратно в утробу, но их там было столько, что один или другой постоянно прорывались наружу.
– На этом все, – намекнул он. – Дозволишь идти спать? Суров ты ко мне, добрый хозяин: даже рулевые на дромоне сменяют один другого, и только я сижу бессменно у источника мудрости…
Писец перекрестился.
– Ты знаешь что… – Коста задумчиво запустил толстые пальцы в бороду. – Ты спиши мне на пергамент этот кусок – про Ребу и скифов… И прочее. Все, что он сказал. И перечисли – Халкедон, Никомедия… В общем, все.
– Как прикажешь, господин! – Федос поклонился с мученическим видом. – Ведь для того ты и заплатил за меня, недостойного, не по заслугам награжденного Господом умением писать и читать, целых пятьдесят номисм, чтобы я служил тебе без устали, день и ночь, день и ночь…
Вот чтоб дьявол взял этого Трифона! Теперь вместо заслуженного сна изволь опять заправлять светильник, доставать лист пергамента и выписывать старческие бредни… то есть святые откровения. Федос в душе считал себя куда более достойным святости и мученическа чина, чем старец Василий: тот знай вещает, что Бог на ум пошлет, и горя ему мало, что тут человек за стеной сидит, пишет весь день, будто в рудниках с кайлом трудится…
А ведь знает! Все знает, мудрец кособокий: кто блудит, кто пьет, кто ворует, кто скверну творит содомскую, а кто зло умышляет на жизнь василевсов и думает похитителем власти царской сделаться. Потому, когда скончался Иоанн, исцеленный Василием от трясучей лихорадки, и блаженный остался один в пустом жилье, эпарх и велел Константину Варвару уговорить старика поселиться у него. Все сделали как положено: уединенная келья, стол, седалище и светильник, – как для пророка Елисея устроила одна сонамитянка. Много лет прислуживала Василию благочестивая старица, вдова Феодора, но в прошлом году призвал ее Господь, и из этого тоже вышла весьма примечательная история…
Служба, кою несли при честном отце Коста и Федос, была не так заметна, но тоже нужна. Наблюдение и запись: кто пришел, что рассказал, на что жаловался. Среди сетований на здоровье, убытки и непочтительных детей, бабьей болтовни о неверных мужьях и завистливых соседках иной раз попадалось нечто дельное: кто ворует из казны, кто клевещет на первых лиц державы… Или правда что-то важное знает? Такой присмотр в столице был учрежден за всеми пророчествующими, и эпарх Валериан как-то, в подпитии и в хорошем настроении, обмолвился Константину, что уже пару заговоров раскрыли при помощи блаженных.
