* * *
Багаин Самодар со своими отроками подъезжал к Великому Преславу на третий день. Из Ликостомы скакали верхом. Торопясь и меняя лошадей, можно было бы добраться и быстрее; новости, что вез Самодар, требовали крыльев, но баты Боян просил не торопиться. И это было самое удивительное.
Самодар получил весть о беде всего через два дня после отъезда Бояна к морю. Принесли ее остатки дружины царевича. Вернулось меньше половины отроков – и без вождя. Было известно, что он ранен и в плену: кое-кто из отступивших, затаившихся в темноте со своими зачерненными лицами, видел, как он разговаривал с вождями русов. Потом его увели в другой стан, и проникнуть туда вслед за ним уже не удалось.
Выслушав новости, Самодар застыл. И одна разбойная ватага могла наделать беды на побережье, а тут оказалось многотысячное войско! Отроки видели несколько шлемов с дорогой золоченой отделкой – значит, войско возглавляли знатные люди. А возможно, и сам русский князь. Противостоять такой силе не мог не только Самодар с его дружиной и местным ополчением, но и, пожалуй, сам царь Петр.
Всю ночь багаин молился Богу, прося научить, как теперь быть. Следовало как можно скорее послать весть о русах в Великий Преслав – это он сделал сразу, как сам ее услышал. Уехали, получив от него хороших коней, пятеро уцелевших отроков Бояна – они могли рассказать о том, чему были очевидцами. Сам же багаин решил не терять времени и постараться узнать побольше. Он уже собрался ехать к побережью сам, простившись с женой и детьми, но тут вызвался отец Тодор. Сослался на то, что всевышний Бог защитит его среди язычников, а коли пошлет мученическую смерть, то и зачтет во искупление грехов. Самодар подумал невольно, что своей отвагой попин желает искупить неведомые грехи не только перед Богом, но и перед епископом Великого Преслава – из-за чего здесь и оказался.
Но все сошло благополучно. Приплывший в челне всего с двумя гребцами отец Тодор был доставлен к киевскому князю Ингвару, и три-четыре человека по дороге даже подошли под благословение. В русском войске нашлись христиане! Правда, трое оказались даны и не говорили по-славянски, но четвертый, Вермунд, несмотря на северное имя, на славянском объяснялся как на родном – он и был ему родным, – и ответил на все вопросы. Отец Тодор повидался с Ингваром и с самим Бояном. К огромному облегчению Самодара, баты Боян оказался жив и почти здоров – его раны были не опасны для жизни, и их усердно врачевал какой-то ученый отрок из числа Ингваровых ближних. Ингвар даже обрадовался послу и велел передать Петру, что Боян останется в заложниках, пока русское войско не минует пределы Болгарского царства, а потом он готов отпустить его за выкуп. Если царь Петр желает этот выкуп дать, то пусть его посланцы ждут в Несебре – последнем большом городе Болгарской земли.
– Клянусь Богом, со мной обращаются хорошо, я ни в чем не терплю обид или нужды, мы проводим время с этими знатными людьми за приятными беседами, – сказал Тодору сам Боян. – Багаин может не загонять лошадей, спеша к моему брату. Возможно даже, оставаясь здесь, мне удастся склонить сердца этих жестоких людей к Христу.
– Да что ты говоришь? – не поверил отец Тодор. – Не похожи они на людей, приехавших сюда учиться истинной вере!
– Мне уже удалось отговорить их от убийства невинных селян в пищу тем бесам, кому они поклоняются.
– Что ж, лишь сам Господь ведает пути исполнения своей святой воли, и возможно, Бог привел тебя сюда ради обращения язычников, – улыбнулся отец Тодор, сам не слишком в это веря. – Благодаренье Господу, мы сможем передать царю не столь худые вести, как опасались. Да сохранит тебя Господь!
Эти вести были не так тяжелы, чтобы Самодар сдерживал коней, – могло ведь обернуться и хуже. Счастье, что баты Боян не погиб в ночной стычке, что его не зарубили раненого, даже не успев выяснить, кто он такой, и не убили на погребении язычника. Но все же огромное войско на болгарском берегу было точно лютый змей, что вышел из моря и залег, решая, броситься ли на беззащитную землю или плыть дальше. И если змей все же надумает двинуться вверх по Дунаю, то комитат Самодара и Преслав Малый станут его первыми жертвами.
На третий день багаин достиг цели еще при ярком солнце. Преславу Великому не было и полувека, однако он уже вполне заслужил свое горделивое прозвище. Новую столицу царь Симеон выстроил среди зеленых гор, пышно одетых лесом, окружил белокаменной стеной, толстой и высокой, укрепил огромными башнями. Того, кто привык к простым сельским хижам с глиняными стенами и под тростниковыми крышами, оторопь брала при виде этого сооружения, будто перенесенного сюда прямо с облаков. Мощенная каменными плитами дорога вливалась в арочный проем ворот между двумя округлыми белыми башнями с полосами красной кирпичной кладки. За внешней, более мощной стеной теснились дома ремесленников, торговцев, приближенных царя.
Чудо внешнего города – Золотая церковь – не уступала и храмам Греческого царства. Как размерами – более ста мужских шагов в длину и более полусотни в ширину, – так и роскошью. И, явно в укор и напоминание грекам, самохвальным и высокомерным, сам Симеон приказал поставить шестнадцать столпов белого мрамора, а на них высечь названия городов, что отобрал у Василеи Ромеон за время долгих войн: Родоста, Булгарофиг, Димотика, Виза, Аркадиуполь, Сазоном, Месемврия, Скутари, Серес и прочие. А завладев этими городами и прилегающими землями, Симеон потребовал себе право называться царем болгар и греков, ибо теперь повелевал обоими народами. Даже говорил, что сам Роман более не вправе именоваться василевсом ромеев, ибо не владеет греческими городами. И единственный довод, каким на его притязания мог возразить василевс Роман, было то, что «Богу это не угодно». Как писал Роман Симеону, ромеи вовсе не смирились с захватом болгарами городов и земель, и заключить мир соглашался лишь при условии их возвращения. Чего же дивиться, если Симеон так и умер, не помирившись с василевсами?
Иначе повел себя его сын и наследник, двадцатилетний Петр. В обмен на возвращенные земли он получил мир для измученного войной населения и независимость для Болгарской церкви, с патриаршим престолом в Доростоле.
Но никто не мог пройти мимо Золотой церкви – даже селяне, не умеющие читать, – увидеть шестнадцать колонн с именами завоеванных городов и не подивиться, что при нынешнем царе греки правят Болгарией, почти как своей землей, а брат царя живет в Константинополе в заложниках. Причем отданный самим Петром. «Увидел бы это Симеон!» – с негодованием и сейчас еще восклицали многие родовитые болгары, не желающие «рядиться греками». Еще жили и были в силе люди, помнившие, как неудержимо теснил греков Симеон двадцать лет назад: осаждал Силиврию и Ираклию, через два года захватил Адрианополь и вел переговоры о мире прямо под стенами Царьграда! В занятых фракийских областях Симеон изгонял греческих чиновников и устраивал управление по старым болгарским обычаям.
По пути через внешний город Самодар думал о прежней силе болгар, об отце, ходившем на Царьград с Симеоном. И от мыслей этих груз той вести, что он вез наследнику Симеона, показался еще тяжелее.
Проехав ворота внутренней стены, багаин оказался в царском городе. Попавшему сюда и в голову не могло бы прийти, что эти белокаменные здания – под красными черепичными крышами, с колоннами, арочными окнами и дверями, с резьбой – населяют потомки людей, изначально живших в славянских глинобитных хижах и войлочных вежах. Царский дворец с длинными рядами высоких окон, двух- и трехъярусные здания, белокаменные церкви казались перенесенными сюда Господней силой прямо из самого Константинополя. Внутренний двор царских палат, с трех сторон огражденный стенами и галереями смежных зданий, был тоже вымощен белым камнем, чтобы высокородные люди, сходя с коней, не пачкали цветных сапог.
