Уже почти год этот человек, рус в хазарской шапке, был его проклятьем, и Кирилл молил Бога, чтобы это было их последнее свидание.
– Яннис! – Он оторвал взгляд от вереницы лодий и обернулся. – Где кентарх Дементий? Найди его немедленно. Господь над нами сжалился, они правда уходят. Пусть собирает страт
[13] для галеи, и чтобы сегодня или хотя бы завтра ночью она могла отплыть. Пока они не вернулись, мы пошлем весть в Константинополь.
– А что, если они и пошли на Константинополь? – заметил Марк, доместик фемы
[14].
– Такими силами? На двадцати рыбацких лодках? Тогда они еще глупее, чем я о них думал.
Стратиг Кирилл насупился, хотя и до того вид имел невеселый.
– Словом, мы уведомим василевса об этом войске, ушедшем на восток. Пусть Дементий идет прямо через море на Гераклею. Так у него будет надежда добраться до Константинополя раньше русов и не встретиться с ними, если они все же пошли туда. Но дай Бог, чтобы нет, иначе и от хазар нам придется избавляться своими силами.
– И да поможет нам Господь! – мрачно откликнулся Марк.
* * *
Миновал полдень, солнце начинало припекать, давая знать: почти лето. Утренний улов разделали и сварили, отроки поели и разбрелись кто куда: одни пошли купаться в море, другие завалились поспать в тень кустов и в шатры. Кучками сидели и лежали у кострищ.
– Ну, если это и есть война, то дело-то не страшное, – шутливо вздохнул Колошка. – Да, Соломка? И зря Дивуша о нас печалилась.
Эймунд, сидевший на бревне неподалеку, невольно повернул голову: имя Дивуши зацепило внимание. И отметил про себя: если дальше так пойдет, то и рассказать будет почти не о чем. Право слово, лучше бы дома остаться и на купальские игрища пойти!
«Не стой, верба, над водою, не пускай травы по Дунаю…» – вспомнилась песня. Вот он, Дунай! И дела здесь – только травы пускать. Ночная схватка с «бесами», проводы Черниги на тот свет, даже приезд отца Тодора – посла от местного воеводы – уже остались в прошлом. Отец Тодор приезжал всего четыре-пять дней назад, а казалось – месяц уже отроки бродят по этому пустому песчаному берегу под ивами, большую часть времени не зная, куда себя деть. Правда, за дровами для костров, чтобы варить рыбу, приходилось подниматься на лодьях все выше по Дунаю (дровосеки одновременно исполняли должность передовых дозоров). В плавни, на охоту Эймунд больше не ездил – был черед других, а расползаться многим одновременно по окрестностям князь не велел. Знатный заложник отчасти обеспечивал им безопасность, но, как сказал Мистина, всегда найдется дурак, что вообразит себя витязем из преданий и попытается Бояна отбить. Едва ли у него получится, но еще сколько-то русов при этом могут последовать за Чернигой. «А ни за кого другого я в Хель больше не полезу!» – добавил Свенельдич.
– Да я скоро от скуки помру, – пробурчал Соломка, едва приподняв лохматую светловолосую голову над сложенными руками.
Он лежал на кошме лицом вниз и пытался заснуть, но не мог. Ночью выспался, а той безграничной походной усталости, которая позволяет заснуть в любое свободное мгновение, они с братом еще и не понюхали. Ветер с моря задувал ему волосы в лицо.
– На войне сражения – редкость, – напомнил брат мудрость, не раз слышанную от Свенельда.
Ленивую тишину прорвал рев боевого рога. Трубили с песчаного холма, самого высокого поблизости. Все разом подскочили, кинулись, налетая друг на друга, к шатрам и стойкам, где было сложено оружие и составлены копья. Похоже, пророчества насчет отважного дурака исполнились.
Эймунд подскочил как подброшенный. Все его оружие и снаряжение осталось в собственном его стане, и на подобный случай Дыбуля и Орлец имели приказ хватать все это и скорее нести в княжий стан. Поэтому он не кинулся бежать, а оглянулся в сторону пригорка, надеясь понять, что происходит.
А что, если это рать болгарского царя? Боян говорил Ингвару, что едва ли Петр станет собирать войско и нарываться на драку с русами, у царя болгар нет на такую войну ни сил, ни желания. Ему бы со своими людьми поладить. Но что, если обманул?
К Бояну у Эймунда сложилось очень противоречивое отношение: весь вид болгарина внушал неодолимое желание ему верить и доверяться, но умом Эймунд понимал: это нечто вроде колдовства. Похожими чарами владели и Мистина, и сестра Эльга, но у Бояна оно было сильнее: при виде его будто тихий голос шептал что-то сладкое прямо в душу.
– Корабли! – долетел с пригорка истошный крик. – С моря!
Из своего шатра выскочил Ингвар – босиком и на ходу затягивая пояс. С рыжеватой бородкой, с простым лицом и в неприметной одежде, сейчас он ничем не выделялся в толпе отроков.
– Что – корабли?
– Там! – Гридь по имени Бранец, до половины спустившись по склону пригорка, махал руками в сторону моря. – Оттуда! Идут!
– Одеваться, всем! – рявкнул Ингвар на замерших было отроков и побежал на пригорок.
Опасности со стороны моря он не ожидал. Да и сами дозорные увидели корабли почти случайно – глядели они главным образом в сторону болот. Мелькнула даже глупая мысль о Романовых судах, но ее Ингвар отогнал: василевс свои дромоны каждое лето посылает в Белое море
[15], что лежит за Пропонтидой и где на островах засели его враги-сарацины. Верные люди в царских войсках говорили, что и этим летом друнгарий царского флота уведет их туда – подготовка шла обычным ходом. Ингвар твердо рассчитывал, что ни в Греческом море, ни в Боспоре Фракийском, ни в Пропонтиде столкнуться с дромонами, что поднимают по двести человек каждый, ему не придется.
Поднявшись на пригорок, Ингвар и правда увидел – с востока, прямо из открытого моря, к устью Дуная приближалась целая россыпь белеющих на синей глади парусов. И это были, конечно, не дромоны, а обычные русские скутары – каждый весел на десять-пятнадцать по борту.
– Это что… с Белого острова? – изумленно пробормотал Хрольв, прибежавший вслед за Ингваром. – Там же ничего нет, только остров…
– Йотуна мать! – Ингвар наконец опомнился и хлопнул себя по бедру. – Какой тебе остров? Это он! Стяг вон видишь?
– Кто он?
– Да Хельги Красный! И правда как с того света – я уж думал, весь век его здесь дожидаться!
* * *
Все войско оживилось с появлением Хельги – даже те, кто его не знал и не понимал толком, кто он такой и почему его приходится ждать. Но те, кто его знал, ему искренне обрадовались – он тоже обладал способностью привлекать к себе людей, и все те, кто в первый миг знакомства содрогался при виде красного родимого пятна, занимавшего нижнюю часть его лица и шею слева, уже через день относились к нему как к другу.
