Если греки в ближайшее время не докончат начатое, как все думали, но никто не говорил вслух.
– Что твои? – спросил князь у брата.
– У Сиги стрела в плече.
– Вынули?
– Вынули, но ключица, похоже, сломана. Из людей девять убитых, шестнадцать раненых – стреломет. Но мы хоть не сгорели. А из тех, кто шел с Хельги, у нас никого нет, я искал.
– Наши остальные где?
– Не знаю. Никого больше не видно.
– А греки?
– Не видать пока. На гору дозор послал – смотрят.
Это все, что Фасти мог сказать. Он был старше Ингвара лет на семь – ему уже перевалило за тридцать. Уродившись рослым – в своего отца, по его же примеру Фасти рано начал полнеть, но на его способности сражаться полнота пока не сказывалась. Как и Ветурлиди, он был человеком верным и неглупым, однако не слишком боевитым. Знатный род давал ему право вести дружину, однако Ингвар сомневался, что у Фасти хватит силы духа и опыта, чтобы сберечь в таких условиях себя и людей.
Таких условиях! Это каких – таких? Хотел бы Ингвар для начала знать, что вокруг творится. Все лучше он осознавал, что остался раненый и с небольшой дружиной где-то на вражеской земле, в отрыве от основного войска. Даже если войско живо, если целы Мистина, Хельги, Тородд и другие вожди, – где их теперь искать? Сейчас Ингвар и Хельги Красному обрадовался бы, как родному брату. Тот хотя бы доказал делом свою отвагу, решимость, присутствие духа и удачу, он мог бы вытащить из беды себя и людей.
Удача! Именно ее, как сейчас понимал Ингвар, ему и не хватило.
На этот случай заменить его должен был Мистина. И где он? Фасти ничуть не радовался внезапно свалившейся на него чести – попытаться спасти князя, себя и остатки дружины. Имея лишь сотни четыре здоровых – или почти здоровых – отроков и сотню раненых, в чужой земле, где с одной стороны стоят огненосные хеландии, а с другой, возможно, уже подходят царевы тагмы или фемное ополчение.
За стеной слышались стоны тяжелораненых. Ингвар сам готов был застонать от отчаяния, в какое повергала его собственная беспомощность и неизвестность. Он не может даже встать, даже выйти и оглядеться, а вокруг враждебная земля. Менее чем в переходе – Царьград, василевс и все его рати. Где войско, где прочие бояре, живы ли – неизвестно. Где греки, когда ждать от них следующего удара – и какого?
– Воевод приведи ко мне… Кто есть, – с трудом выговорил Ингвар. – Будем решать…
Он еще не смирился со своим положением: все казалось, что к утру, после сна, раны исчезнут вместе с усталостью, боль пройдет, как морок, и он вновь будет полон сил. Но сильнее боли грызли стыд и досада. Первая же битва проиграна, путь вперед закрыт, потери велики, люди в ужасе, сам беспомощен! Но сказать об этом, признать свою беспомощность вслух Ингвар не мог. И раненный, он оставался князем.
– Держанович, сесть помоги.
– Нельзя тебе повязки шевелить! – взмолился отрок, будто боль угрожала ему самому.
– Подними, я сказал!
Колояр помог Ингвару сесть. Подал рог с каким-то отваром; Ингвара мучила жажда, и он охотно взял его, но услышал, как на дне болтается что-то твердое.
– Что там такое? – Он поднял глаза на юного лекаря.
– Там, княже, «белужий камень», – с видом тайной гордости сообщил Колошка. – Нашел я его все-таки! Послали мне боги – знали, пригодится! Он все раны исцеляет.
– Так его небось прикладывать надо?
– И приложим. А пить с него тоже хорошо. Пей, не сомневайся.
Вскоре пришли Гримкель Секира, Острогляд и Дивосил. Заодно Гримкель догадался позвать всех, кого нашел, из бывавших ранее в Греческом царстве с купцами и хоть отчасти представлявших, что за земля лежит вокруг. Из наемников нашелся Хавстейн; у него тоже багровела на лбу полоса ожога – от шлема, на который попала горящая смесь, но зато он уже собрал, пересчитал и привел в порядок своих людей и остатки дружины Барда. Из двух дружин уцелело сто десять человек, не считая тяжелораненых, то есть чуть меньше половины. Приближаясь к грекам в первом ряду, наемники и пострадали сильнее всех. Но, кстати сказать, уцелевшие потрясены были менее других.
Гримкель сидел мрачный, и не только из-за ожогов. Вид раненого князя навевал на него тоску, жуть и чувство вины. Казалось, останься сотским телохранителем Свенельдич, он сумел бы уберечь князя невредимым. Невольно думалось, что Мистина знал какую-то тайну, а теперь, без него, обрадованная Навь немедленно распахнула пасть на желанную жертву и едва не схватила ее…
– Спасибо тебе, – сказал Ингвар, будто прочитав по лицу его мысли. – Не подвел ты меня. Вытащил.
– Шлем не успел подобрать, – вздохнул Гримкель, не гордясь сделанным, поскольку считал это своим долгом и больше ничем.
– Да и хрен с ним, – утешил Ингвар. – Еще раздобудем.
– И стяг…
– Это хуже, но тоже не крайняя беда – княгиня новый вышьет. Главное, жив. Твоя заслуга! Ты мне раньше был как зять, – Ингвар усмехнулся (от боли усмешка вышла кривая, но даже в ней сквозило упорство), – а теперь будешь как брат! Из добычи тебе гривну золотую!
Он намекал на Жельку – одну из трех своих младших жен-полонянок. Собираясь жениться на Эльге, он роздал их десятским, и Желька досталась Гримкелю. Красивая, полнотелая, она обладала уж чересчур громким голосом, зато каждый год рожала по ребенку.
– Да будет ли с чего гривну… – смущенно ухмыльнулся Гримкель, впервые за этот длинный день вспомнив дом и жену.
– Будет! – уверенно перебил его Ингвар. – Мы же только начали, а Свейн, вон, уже с добычей.
Всем хотелось знать: где остальное войско? Невозможно было поверить, что здесь на Иероне собрались все уцелевшие. Поуспокоившись и прояснив мысли, бояре долго сопоставляли свои воспоминания – очень яркие, но осмысляемые с трудом и оттого противоречивые. Выходило, что огненосных хеландий было около десятка, каждая метала огонь в три стороны. Из-под второго залпа многие успели увернуться, значит, огонь погубил не более пятидесяти лодий из тысячи. Преследовать их у греков получалось плохо. Несмотря на крупные размеры, сотню весел на каждом и даже попутный ветер, хеландии шли медленно, поворачивались с трудом. Иные даже в воде сидели неровно, кренясь на один бок. Благодаря этому все лодьи, не попавшие прямо под струю огня, сумели уйти. А значит, большая часть войска должна была найтись целой.
Успех вылазки Свейна всех подбодрил. Дружина разжилась припасами и даже кое-какой добычей, а главное, русы убедились, что поблизости нет греческих войск. То же подтверждали и наблюдения дозорных на горе.
Вошел Кетиль – другой десятский Фасти, и кивнул своему хёвдингу.
– Что там? – спросил тот, явно не ожидая хороших новостей.
– Греки встали перед устьем пролива. С горы видели. Клином стоят.
– А наших нет? – спросил Ингвар.
