Том долго смотрел на свои руки, потом поднял глаза на сына:
– Слушай-ка, у меня идея.
Он убрал все со стола, допил пиво, взял из холодильника новую банку и поманил Уоша за собой. Они спустились по лестнице.
Вечер только наступил, но везде было уже темно и пусто. В окне у Джонсонов подрагивал голубой огонек телевизора. Над их крыльцом мягко светил фонарь.
– Ты машину водишь? – спросил Том.
– Мне только тринадцать.
– А, ну да. Но я тебя не о возрасте спрашивал. – Он несколько секунд смотрел на банку с пивом, потом прикончил ее одним долгим глотком. – Ладно, двинули.
У Тома оказался древний «Шевроле Нова» ярко-синего цвета, по его борту шли две белых полосы. «Как в кино», – подумалось Уошу.
– Давай за руль, – скомандовал Том. – Сам я, понимаешь, немного не в той кондиции. Так ты водить-то умеешь?
– Нет, но в общих чертах представляю, как это делается, – ответил Уош.
Внутри машины воняло пивом, куревом, смазкой, краской и кожей, то есть тем, чем и должно пахнуть в старой машине.
– Да проще пареной репы. – Том поощрительно улыбнулся.
Длинный шрам на его щеке знакомо изогнулся, превратившись в продолговатую букву «С». Они сели и захлопнули дверцы.
– Выжми сцепление и заводи, – сказал Уошу отец.
Уош был довольно высоким для своего возраста, пусть и тощим, так что ему без особых проблем удалось справиться со сцеплением. Он пристегнул ремень безопасности и повернул ключ зажигания. Глушитель выстрелил. Мотор издал прерывистый дребезжащий звук, словно невиданный зверь пробудился ото сна.
– Ты только не дрейфь, – посоветовал Том, устраиваясь поудобнее.
– А ремень? – спросил Уош.
– Никогда им не пользовался, – ответил Том. – Сосредоточься. Будешь зевать, беды не оберемся.
Уош обеими руками вцепился в руль. Посидел некоторое время, вслушиваясь в вибрацию, отдающуюся в пальцах, потом посмотрел на приборную панель со старомодными круглыми шкалами.
– Правую ногу поставь на тормоз, – продолжил Том.
Уош кивнул и сделал так, как сказал отец. Машина тут же заглохла, а Том жизнерадостно заржал.
– Сынок, я же не говорил тебе отпускать сцепление!
Уош опять завел мотор.
– Все, что теперь тебе нужно, – это успокоиться и расслабиться. Не бойся сцепления. Ты не водитель, если не можешь без автомата. Это то, что отличает нас от животных.
Уош хихикнул.
Том, размахивая руками, продемонстрировал, как работают сцепление и дроссель. Как и ожидал Уош, объяснение оказалось длинным и путаным, но ему было уже все равно. Он слушал отцовский голос, ощущал вибрацию машины и вдруг понял, что ждал этого момента всю свою жизнь.
– Ну? Усек? – наконец спросил Том.
– Думаю, да, – ответил Уош. – Это как танец.
– Ты что, танцуешь?
– Нет, но я читал, как работает сцепление. Если в двух словах, то ты соединяешь две разные штуковины, которые вращаются с разной скоростью, и нужно сделать это так, чтобы вся конструкция не развалилась. Обе штуковины должны составить одно целое.
– Как танец… – задумчиво повторил Том.
С третьего раза у Уоша все получилось как надо.
Они медленно ехали по темному проселку. Выбрали дорогу к северу от Стоун-Темпла, подальше от городского шума. Точнее – выбрал сам Уош, который не хотел ни с кем делить новообретенного отца.
Через какое-то время сомлевший Том потянулся к бардачку, извлек оттуда серебряную фляжку и сделал глоток.
– Ты прирожденный водитель, – невнятно пробормотал он.
Довольный, Уош кивнул, не сводя глаз с дороги. Теперь, когда машина набрала ход и не нужно было думать о переключении передач, все его внимание поглотила ночная дорога. Он несчетное количество раз ездил по этому шоссе, но теперь все было иначе: за рулем сидел он сам. Это было очень круто.
– Можно тебя спросить? – С губ мальчика едва не сорвалось слово «папа».
– Не спрашивай, можешь ли ты задать вопрос, просто задавай его, и дело с концом. Будь проще. – Слова звучали все более невнятно, Том на глазах пьянел.
– Если бы мама тогда не погибла, ты бы все равно ушел?
– Не знаю, – быстро ответил отец, поскреб макушку и прокашлялся. – А на самолете ты когда-нибудь летал?
– Как-то не приходилось, здесь ведь все близко, – ответил Уош.
Дорога впереди была темной, но ровной. Она стелилась по пологой долине, и Уошу казалось, что машина скользит в пространстве. Том закрыл глаза, его голова откинулась назад.
– Ночью с самолета мир выглядит поверхностью океана, – заговорил он. – Такого темного и глубокого, как показывают по телевизору, уходящего в бесконечность. Куда ни глянь, всюду под тобой огни городов. Только это вовсе не города. Они превращаются во что-то иное, их светящиеся изгибы напоминают медуз, живущих на самом дне океана, эдакие пузыри, наполненные ярким светом. Огромные города, со всеми их жителями и домами, проплывают далеко внизу. А ты сидишь и дивишься про себя: неужели это все на самом деле?
Его дыхание на секунду сбилось, глаза оставались закрытыми. Том как-то обмяк на сиденье, – измотанный, потасканный жизнью человек.
– В такие минуты, Уош, начинаешь верить, что из иллюминатора можно увидеть все что угодно. Просто нужно как следует поверить, а потом ждать, пристально всматриваясь в темноту. И тогда она вернется… – Том открыл глаза и отвернулся к окну, за которым не было ничего, кроме темноты. – Иногда я на самом деле в это верю.
– Почему ты больше не поешь? – спросил Уош, но тут же пожалел о том, что раскрыл рот.
– А потому как говенный из меня певец, – душевно ответил Том.
Уош не знал, что на это сказать, и спросил:
– Я правильно еду?
– И так во всем, – гнул свое Том, не слушая сына. – Лучше всего у меня получается смываться. Я плохой отец, но я люблю тебя, Уош. Люблю с того самого дня, когда ты появился на свет. И маму твою я очень любил. Как бы я хотел стать лучше! Лучше во всем. – Его голос задрожал, Том уставился на обручальное кольцо. – Жаль, что твоя подружка ничего не способна для меня сделать, – грустно пробормотал он. – Видать, мою жизнь уже не склеишь. Прости, конечно, но твой папка – жалкий лузер…
И с этими словами Том провалился в сон. Его голос стих, остались только гул мотора, шорох шин по асфальту да свист ветра за окном.
Дорога казалась Уошу чем-то совершенно невиданным, как будто гладкий поток сам по себе скользил под днищем. Но страшно ему не было. Машина шла легко и плавно. Он вдруг почувствовал, что может уехать так куда угодно, и вообще – делать все, что захочется. Уош поверил, пусть и ненадолго, что способен на великие свершения, и вспомнил, что впереди – целая жизнь.
