– Ну, ладно, – согласилась она наконец.
Эйву усадили в кресло-каталку и повезли по коридорам больницы. Уош трусил позади. Эйва устала, замерзла и отвратительно себя чувствовала, а все эти люди выкрикивали ее имя, умоляли помочь им, излечить. Она же могла думать только о Кармен.
– Что вы здесь делаете? – воскликнул Мейкон, когда они появились в дверях палаты. – Зачем вы ее сюда привезли? – накинулся он на медсестру. – Врач ее уже осмотрел?
– Она не виновата, – заступился за женщину Уош. – Это я заставил ее проводить нас сюда. Эйва так захотела.
– Простите меня, – сказала медсестра, – я просто не знала, что делать. Ваша дочь настоятельно требовала проводить ее к мачехе. Я пыталась отговорить, но они… вдвоем…
– Убирайтесь! – рявкнул шериф. – И живо приведите доктора!
Медсестра пулей вылетела в коридор.
– А где ребеночек? – спросила Эйва.
Она сидела в своем кресле, держась за живот. Из-за слепоты она не могла видеть кувез, рядом с которым стоял плачущий Мейкон, и крошечное, сморщенное тельце внутри, опутанное шлангами и трубками, борющееся за каждый вздох.
– Здесь, – отозвался Мейкон, и обычную твердость в его голосе сменила слабость перепуганного отца. – Теперь у тебя есть сестричка, Элизабет. Она прекрасна, как ты и Кармен. – Он умолк. – И она борется за свою жизнь. У нее кровь в легких.
– Позволь мне помочь ей, – попросила Эйва.
Ее слова тяжким грузом повисли в воздухе, они начали разрастаться, заполняя собой все пространство, да так, что у Мейкона перехватило дыхание.
– Нет, – проговорил он дрожащим голосом. – Это тебя убьет. Хватит с меня и того, что я потерял твою мать. – Он не отрывал глаз от ребенка. – Больше я никого не хочу терять. Никого.
– Папа! – позвала Эйва, выпрямившись в кресле и стараясь выглядеть крепче, чем была на самом деле.
Она хотела убедить отца позволить ей сделать то, что его так пугает, и доказать ему, что во всяком случае выживет после исцеления младенца. Что все будет в полном порядке и вся их семья переживет эту ночь. Ей было нужно внушить это отцу, хотя сама Эйва не слишком-то в себя верила. Мейкон не ответил.
– Пап, – повторила она, – ничего со мной не случится, никуда я от тебя не денусь. Ну, позволь мне помочь сестричке, вылечить Элизабет.
С помощью Уоша она поднялась с кресла, и они подошли к кувезу с младенцем.
Мейкон хотел ее остановить, но не смог сдвинуться с места. В глубине души он знал, что Эйва, как бы она ни храбрилась, тяжело больна. Но что тогда будет с другой его дочерью? С Элизабет? Если Эйва в силах помочь малышке, почему бы не позволить ей попытаться? Ему одинаково претило как потерять одну из дочерей, так и потерять их обеих.
Он оказался между Сциллой и Харибдой, чувствуя себя парализованным.
– Она сейчас прямо перед тобой, – прошептал Эйве Уош и нажал на защелки крышки кувеза. – Вот здесь, – сказал он, осторожно направляя ее руку.
Эйва нащупала край бокса. Он был холодным. Ее пальцы коснулись мягкого одеяльца. Она медленно вела рукой, опасаясь навредить малышке, вместо того чтобы вылечить. Младенец оказался странно мягким, почти таким же, как одеяльце, которым он был укрыт. «Какой он слабый и хрупкий», – подумала Эйва.
– Слушай… – начал было Уош.
Эйва его перебила:
– Спокойно, Уош.
Она положила ладонь на грудь младенца.
То, что произошло потом, напоминало оползень в горах. Воспоминания обрушились на нее со всех сторон. Все-все, что она забыла о матери после ее самоубийства, вернулось, как будто с грохотом распахнулась запертая дверь. Эйва вспомнила ночь, когда к ним «в гости» ломился медведь и как они стучали в кастрюли, чтобы его напугать. Вспомнила поездку на ярмарку, как отец нес ее на плече, как улыбалась в ночи мать и как потухла ее улыбка. Именно с того момента Эйва начала понимать свою маму. Еще она вспомнила, как они вдвоем копали яму на заднем дворе, как купили головоломку на распродаже… Все это нахлынуло, и она впервые в жизни увидела Хизер такой, какой та была: всю ее эйфорию, весь ее ужас, приливы и отливы эмоций, резкие переходы от счастья к отчаянию. Разом увидев все это, Эйва внезапно поняла.
Перед ее глазами промелькнула целая жизнь. И теперь, уяснив целостность этой жизни, Эйва могла проследить долгий, извилистый путь, который привел мать к стропилам сарая. В случившемся действительно не было ничьей вины. Она любила мать, а та любила ее. Просто иногда случается так, что любовь приводит человека к итогу, которого в иных обстоятельствах никто себе не пожелает. Это судьба, а не чья-либо вина. Эйва узнала, что в мире случаются не только необъяснимые чудеса, но и бессмысленные ужасы.
– Мы тебе поможем, Эйва, – произнес Уош.
Его голос был низким и далеким, словно призывный крик ночной птицы. Уош сжал ее пальцы, и Эйва в ответ сжала его ладонь. Она не помнила, когда они толком разговаривали в последний раз.
– Ты сделала это, – скорбно произнес он. – Исцелила малышку.
– Ну и хорошо, – медленно проговорила она.
Темнота никуда не делась, зато боль ушла, сменившись каким-то онемением. Эйве казалось, что ее тело уплывает прочь, все дальше и дальше. Жаль было только, что она не может увидеть лицо Уоша.
– Не уходи… – шептал тот со слезами в голосе.
Эйва услышала его слезы так ясно, словно видела собственными глазами.
Где-то очень далеко кричал Мейкон. Он требовал врача, требовал, чтобы все все бросили и немедленно бежали сюда. Затем звук его голоса потерялся в темноте, не поспевая за ее телом. Ног Эйва не чувствовала, руки тоже сделались скорее воспоминанием: так, жалкие ниточки из пыли, плывущей в воздухе. Она изо всех сил держалась за голос Уоша.
– Поговори со мной, Уош, – попросила она.
– О чем?
– Почитай мне что-нибудь.
Эйва ощутила тяжесть своей грудной клетки, медленно поднимавшейся вверх и опускавшейся вниз. Она попыталась зацепиться за этот ритм: вверх, вниз… вверх… вниз… Вес сохранялся, но движение становилось все медленнее, тогда как время галопом неслось вперед.
– Где твой ненаглядный «Моби Дик»?
Уош рассмеялся. А может, это был плач?
– Не буду, – сказал он. – Если по правде, я ненавижу эту книгу. С первой страницы возненавидел. – Его голос звучал виновато, как будто он признавался в том, что его долго мучило. – Сам не понимаю, как меня угораздило. Ведь это неправильно. Мне хотелось, чтобы ты считала меня умным, а «Моби Дик» – как раз такая книга, которая нравится умным людям.
Эйва рассмеялась, надеясь, что смех не прозвучит издевательски. Она ведь вовсе не издевалась. И ей опять стало жаль, что она не видит его лица.
– Я это знала, – сказала она.
– Почему тогда ничего мне не говорила? – Он тоже рассмеялся, на сей раз от чистого сердца. – К чему были все мои страдания?
