Это малоизвестный аромат, но он заслуживает нашего внимания как ранний пример использования парфюма знаменитостями. Мы уже встречались с девушками Гибсона в первом десятилетии двадцатого века, но теперь пришло время познакомиться с девушками из «Гэйети». Не сомневайтесь, мы не станем рассказывать о Золотых девушках до раздела, посвященного 1980-м годам.
Девушки из «Гэйети», театра музыкальной комедии, были феноменом эдвардианской эпохи. Театр располагался в лондонском Уэст-Энде и предлагал зрителям не выходящие за рамки хорошего тона спектакли, полные жизни, веселья и фривольности. Представьте Гилберта и Салливана в сочетании с Коулом Портером. В названии многих спектаклей – пожалуй, слишком многих – использовалось слово «девушка» («Граф и девушка», «Солнечная девушка», «После девушки», «Девушки Готтенберга»). Спектакли следовали за развитием женщин того времени, обычно работающих, находящих свою любовь в более высоком обществе, которые бурно веселились по дороге к счастью.
Любому мюзиклу требуются неотразимые хористки, и тогда на сцене появлялись девушки из «Гэйети». Они ни в коем случае не были лишены моральных принципов. Они пели и танцевали, но не соблазняли. Девушки всего лишь помахивали руками, выстроившись в одну линию на фоне задника с изображением пляжа.
Девушки из кордебалета отлично устраивались в жизни. Они и в самом деле получали предложения руки и сердца от аристократов и становились леди, хотя происходили из рабочих семей. Поклонники роились за кулисами, отчаянно желая познакомиться с актрисами, такими как мисс Филлис Дэйр.
Девушек из «Гэйети» обхаживали с такой настойчивостью – и зрители, отделенные от них просцениумом, и аристократы, проникавшие за кулисы, – что о них обязательно рассказывали на страницах еженедельника The Play Pictorial, освещавшего новинки музыкального театра. Там были оды, воспевавшие красоту девушек из «Гэйети», явно компенсировавшие недостатки пьесы: «Каким очарованием они обладают, и какое очарование демонстрируют!.. Нужен ли сюжет, если перед глазами такие восхитительные создания? В самом деле, бог с ним, с сюжетом!» И не важно, что «отличить одну девушку от другой было практически невозможно даже с помощью программки», поскольку их «появление на сцене» оставалось «постоянным наслаждением для взора».
Это поклонение включало в себя и одержимость их нарядами. Девушки «Гэйети» привлекали фотографов, особенно когда были одеты в одинаковые сценические костюмы. Эти костюмы описывали в мельчайших подробностях, и подобный рассказ нередко занимал не меньше места, чем статья театрального критика. Посмотрите, насколько тщательно изображен портрет актрисы Габриель Рэй:
Красивая накидка из крепдешина с большим матросским воротником, украшенная длинными кисточками, и шикарная маленькая шляпка-чалма цвета розового коралла. Во время исполнения игривого дуэта она сбрасывает пальто и быстро переодевается в расшитую стеклярусом фиолетовую юбку с вышитыми на ней разноцветными тюльпанами. Юбка имеет безупречную подкладку из розового шифона.
Учитывая тот факт, что девушки из «Гэйети» были иконами стиля, которым подражали, неудивительно, что владельцы парфюмерного дома быстро смекнули: если читательницам так хочется знать, как выглядит Габриель Рэй, то им будет интересно узнать, каким парфюмом она пользуется.
В 1911 году Габриель Рэй, Филлис Дэйр, Конни Эдисс и Олив Мэй покоряли зрителей в «Пегги» – одной из самых популярных пьес предвоенных лет. Идеально выбрав момент, фирма Atkinson выпустила новый парфюм под названием Poinsettia («Пуансеттия»). Так называются алые рождественские цветы. Atkinson выбрала этих четырех девушек из «Гэйети» в качестве своих парфюмерных посланниц. Конкурирующая с ней фирма Gosnell проделала нечто похожее со своим парфюмом Cherry Blossom, связав его аромат с Мэри Роуз и ее образом в «Манон». Французская фирма Bourjois наслаждалась своим вкладом в героиню Манон Леско (вероятно, в этой трагической истории падшей женщины было нечто такое, что привлекало внимание парфюмеров).
Давно забытый парфюм получил название цветка без запаха, и описание его аромата не сохранилось, как не сохранились и достойные пьесы театра «Гэйети». Единственное, что мы можем узнать об этом парфюме, подскажет нам реклама, которую фирма Atkinson разместила в лондонской прессе. На этой рекламе предстают четыре юные звезды из «Пегги», а из текста следует, что парфюм был «создан специально для них» и они «приобрели его в большом количестве». Первыми приведены слова преисполненной энтузиазма Олив Мэй (ее настоящая фамилия Митъярд не была известна широкой публике): «Я удивлена тем, что тонкий парфюм столь редкого очарования можно купить по такой цене. Poinsettia – это ненавязчивый, но сладкий и всепроникающий аромат». Обратите внимание на то, что женщины могут наслаждаться парфюмом только в том случае, если у него достаточно нежный аромат. Ничего чрезмерного, с этой оговоркой мы будем часто встречаться на протяжении двадцатого века. Тот факт, что это мнение достойной актрисы, тоже внушал доверие.
Хотя в тексте нет прямого упоминания пьесы «Пегги», читатели знали, что это горячая премьера сезона. В шоу Олив Мэй в одном из номеров набрасывала лассо на группу юношей-хористов, напевая: «Биение сердца и свист лассо, лишь эти звуки и услышишь в прериях». Для женщин, только начинавших вырываться из пут строгой морали и правил девятнадцатого века, такое заявление обладало удивительной притягательностью. И эта актриса предпочитает парфюм Poinsettia! Покупательницы, приобретавшие парфюм, могли даже получить – в качестве дополнительного предложения – репродукции портретов актрис, выполненные красным карандашом художником Джозефом А. Симпсоном.
Мисс Мэй тоже преуспела в жизни, во всяком случае, насколько это известно. Она оставила сцену в 1912 году, чтобы выйти замуж за лорда Пэйджета. После развода с ним она снова стала женой аристократа, графиней Дрохеда. Уместно предположить, что парфюм Poinsettia не был частью ее приданого. Эта сделка была сугубо коммерческой, и кто сможет обвинить Олив Мэй и ее подруг (или их агентов), что они заработали на всеобщей мании.
Nuit de Chine
Iret, 1913
Фантастический парфюм
Некоторые люди посвящают себя тому, чтобы сделать жизнь красивой. У них от природы хороший вкус, наклонности сороки и чувство цвета. Эти люди ткут изысканные полотна, определяя образ эпохи. Поль Пуаре был одним из них. Ему была близка яркая эстетика «Русского балета». Он освободил женщин от корсета, предложив туники с драпировкой и брюки. Пуаре продавал модные наряды, мебель для дома и парфюм представителям самых богатых семей мира в 1910 и 1920-е годы. Но парфюмы канули в Лету, хотя изредка появляются пустые флаконы, которые продаются за бешеные деньги.
Ароматы Пуаре были настолько чрезмерно украшенными, что они казались музейными экспонатами, которые следовало держать в сейфе с сигнализацией. Пуаре, обожавший путешествовать, неутомимо собирал декоративные предметы, и в его отношении к Востоку было больше красок, чем у многих других охотников за экзотикой. Просто «восточный» аромат – это не для него. Его ароматы были конкретными: Maharadja («Махараджа»), Aladin («Аладдин») и Sakya Mouni («Шакья-Муни»). Один из самых признанных парфюмов Nuit de Chine («Китайская ночь»), созданный Морисом Шаллером, разливали в нюхательные или похожие на опиумные флаконы с ручками из бакелита в форме кольца. Снаружи коробка была обита красивым шелком.
