Устроив для прессы такое впечатляющее шоу, Дом Coty мягко поощрял журналистов рассказывать о парфюме. Этот методичный, здравый подход к рекламе станет нормой через несколько десятилетий, но в 1946 году это было из ряда вон выходящее событие. Тем не менее подобная реклама не гарантировала Muse долговременного успеха, и парфюм перестали выпускать в 1960-х годах.
Два аромата вторили Coty в своем послевоенном оптимизме. Это были Miss Dior от Дома Dior и L’Air du Temps от Nina Ricci. И это не потому, что они пахли радикально по-новому для неискушенного носа, но потому, что они могли превратиться в символы. Miss Dior стал парфюмом стиля «нью лук» и ассоциировался с новинками модного дома: пышными широкими юбками и экстравагантным количеством расходуемой ткани. Что же касается запаха, то роскошный парфюм Femme от Rochas военных лет пах куда более экстравагантно. L’Air du Temps не был даже первым парфюмом Nina Ricci (первый аромат Coeur Joie выпустили в 1946 году). Но это был младший брат-выскочка. В 1950-х годах флакон украсили знаменитой крышкой от Lalique с двумя голубями, страшно неудобной и даже причиняющей боль, когда открываешь флакон, но так ясно символизирующей мир и воссоединение.
Все в L’Air du Temps дышало мягкостью. Этот парфюм определенно не имел ничего общего с непристойными ароматами 1930-х годов, которые буквально кричали о запретном сексе. Нет, L’Air du Temps хранил верность романтике. Название не подмигивало, оно лишь намекало на то, что «именно об этом аромате будут говорить больше всего» или что «это дух времени». И парфюм до сих остается символом именно послевоенных лет.
По контрасту с Fracas или Ma Griffe, парфюмами для примадонны, L’Air du Temps был нежной, словно доносящейся издалека пряной гвоздикой с островатым привкусом. Аромат был создан с таким расчетом, чтобы оставаться ненавязчивым и создавать легкую ауру. В этом парфюме есть что-то пушистое, как будто его лучше всего распылять на только что вымытые и высушенные волосы. Аромат ощутимо подчеркивает достоинства своего обладателя, сохраняя свою нежность.
Ничем не угрожающий, приветливый L’Air du Temps каким-то образом стал парфюмом, к которому применим термин «материнский». Достаточное количество женщин использовали и любили его, чтобы он стал парфюмом поколения. Для тех, кто родился в период 1950-х и 1960-х годов, так называемый беби-бум, это аромат мамы, поправляющей одеяло, желающей спокойной ночи и целующей в щеку.
Fracas
Robert Piguet, 1948
Черный парфюм
Роковые женщины любят свой парфюм. Вспомните Риту Хейворт в роли пугающей соблазнительницы Джильды в одноименном «черном» фильме 1946 года. В рекламных материалах студии ее называли «колдовской». Фильм знаменит еще и тем, что в одной из сцен снятие перчаток превращается в эротический стриптиз. Но я хочу поговорить о ее парфюме. Когда зритель в первый раз видит Джильду, муж, подозрительный владелец казино по имени Болин Мэндсон, представляет ее своему новому служащему Джонни Фаррелу. Мэндсон не подозревает о том, что когда-то Джильда и Джонни любили друга. Когда мужчины входят в будуар Джильды, женщина расчесывает волосы и делает вид, что никогда раньше не встречалась с Джонни. Она сидит перед огромным туалетным столиком в форме боба шириной шесть футов, покрытым кричащей металлизированной тканью. На нем выстроились многочисленные флаконы с парфюмерией.
Туалетный столик – это знакомый реквизит. Многие старлетки, особенно начиная с 1930-х годов и позднее, усаживались за свой туалетный столик, входя в роль и используя для этого пуховки, губную помаду и пульверизаторы. Для Джильды, самой известной соблазнительницы в кинематографе, ее «алтарь» красоты не просто аксессуар привлекательности, но и символ архетипа: двуличная соблазнительница, загадочная, умеющая блефовать женщина, то надевающая одну личину, то меняющая эту маску на другую, когда ее загоняют в угол. И в этом, возможно, ей помогает новый флакон духов. В Древнем Риме стоиков волновало то, что женщины пользуются парфюмом как маской для соблазнения мужчин или как средством обмана. Римский сатирик Ювенал утверждал, что женщины покупают парфюм, думая об адюльтере, и эти опасения не рассеялись и в 1940-х годах. Остаются они с нами и сейчас.
Точно так же в детективных фильмах именно аромат часто выдает преступника. Эта улика, упорно, но незаметно витающая на месте преступления, как осколки бокала из-под коньяка, оставленные неловким злоумышленником. В «черных» фильмах время и аромат ассоциируются с проступками особенно явственно. «Откуда мне было знать, что убийство может пахнуть жимолостью?» – спрашивает виновный страховой агент в фильме «Двойная неприкосновенность» (1944), вспоминая парфюм своей сообщницы и любовницы.
Автор «черных» романов Рэймонд Чандлер усилил эту ассоциацию. Давайте обратимся к его самому известному роману «Глубокий сон» (1939). Детектив Филип Марлоу тайком проверяет ночью дом, когда понимает: что-то здесь не так. В темной и тихой комнате он начинает ощущать «тяжелый, навязчивый парфюм», будто в ней затаился невидимый незваный гость. «Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел что-то лежащее на полу передо мной». Марлоу быстро включает свет и оказывается в обществе… Нет, не трупа, но накачанной лекарствами блондинки, приносящей одни неприятности. Ее зовут Кармен Миранда. Она не может говорить, но от нее это и не требуется, потому что за нее говорит парфюм. Он выдает Марлоу ее коварные замыслы еще до того, как она начнет притворяться «хорошей девочкой».
Ароматы-подсказки могут и оправдать подозреваемого, как это происходит в другом романе Рэймонда Чандлера «Дама в озере» (1943). Марлоу работает на исполнительного директора парфюмерной компании Gillerlain и расследует убийство. Когда Марлоу приходит в штаб-квартиру компании, он обращает внимание на выставленные в приемной флаконы, украшенные бантами и напоминающие «маленьких девочек в танцевальном классе».
Это очевидный намек на то, что парфюм будет персонифицирован. Потом, когда Марлоу приходит в квартиру главного подозреваемого Криса Лэвери, он ощущает «слишком явный» шипровый аромат, исходящий от носового платка. На платке есть монограмма – это инициалы мисс Фромсетт, служащей фирмы Gillerlain. Но она вне подозрений, потому что пользуется только дорогим парфюмом с ароматом сандалового дерева, а не этой сомнительной гадостью. Мы так и не встретимся с девушкой Лэвери, которая любит шипровый аромат. Мы лишь кое-что узнаем о ней благодаря безделушке, найденной в комоде в пригороде Пасадены. Возможно, призрак аромата говорит об анонимности современных больших городов, таких как Лос-Анджелес, в которых так легко (ну или почти легко) раствориться.
Сильный, «броский», «навязчивый»: мы определенно не ассоциируем роковых женщин с цитрусовыми ароматами. Здесь нужна драма. По этой причине Fracas, самый насыщенный, самый объемный аромат тубероз, когда-либо оказавшийся во флаконе, стал одним их тех легендарных парфюмов конца 1940-х годов, которые для нас ассоциируются с «черными» соблазнительницами, хотя этим же критериям отвечают и сотни других парфюмов. Его название обозначает «грохот» или «шум», иначе и быть не могло. Fracas был создан для Дома моды Robert Piguet парфюмером, о котором мы уже слышали в 1940-х годах и еще услышим это имя в 1950-х. Это Жермена Селье. Однако в отличие от Vent Vert (ее работа 1946 года) Fracas – это определенно не русалка. Другой знаменитый парфюм Селье этого десятилетия был создан также для Дома Robert Piguet – кожаный аромат под названием Bandit («Бандит»), насыщенно зеленый и смолистый. Роскошный букет Fracas представляет собой полную противоположность с его белыми цветами и нотами сочного персика.
